Жизнь навыворот

– Хорошо, – Константин Константинович пригубил из пузатого бокала.

Сегодня он позволил себе снять пиджак, расстегнуть три верхние пуговицы на черной рубашке, достать коньяк, к которому не прикасался больше пяти лет. С той самой ночи, когда одна упрямица чуть не стала тенью.

– Да уж, лучше не бывает, учитывая, как вы, мессир, простите мою прямоту, лажанулись, – Максимилиан смел его пешку.

Удлинившиеся ногти царапнули мраморную клетку.

– Я поручил расследовать это дело.

– Волкову? Да ему только зомби в полнолуние выслеживать. Если бы Гаяне не явила миру свое коронное упрямство, мы бы имели небольшой такой государственный переворот. И Глеба Избавителя на коне, да с волшебным мечом в деснице. Ладно у вас сезонная депрессия с суицидальными мыслями, а я то тут причем?

– Максимилиан…

– Я уже десять веков Максимилиан! Серьезно, шеф, какого хрена?

– Я, – мужчина задумчиво изучал блики на янтарной жидкости, – был пристрастен. Но, согласись, результат есть.

– Спорить не буду, – вампир изобразил шутовской полупоклон. – А когда Гаяне с Никитой отыщут все заначки нашего неудавшегося царевича, даже мне не будет в чем вас упрекнуть. Хотя, нет, – он наклонился вперед и глаза его блеснули сталью, – девочку вы зачем изуродовали?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ой, да бросьте, – бледная рука дернулась, выбивая из полупустого бокала, несколько алых капель. – Она была нулевая, а сейчас внезапно не ведется на мое слово.

– И что же ты пытался ей внушить?

– Успокоить я ее пытался.

Максимилиан раздраженно подобрал красные горошины кончиком пальца. В антрацитово-черных глазах мелькнуло любопытство.

– Я, – Константин Константинович небрежно подвинул коня, – решил, что это будет интересно.

– И что же это будет? – яда, заключенного во фразе хватило бы на три десятка гремучих змей.

– Не знаю. Я еще никого не возвращал кровью Туата де Дананн, да еще после того, как в сосуд влили столько силы.

Максимилиан опустил голову, делая вид, что рассматривает положение фигур на доске.

– Я хочу жизнь Глеба, – сказал он, закончив ход.

– Почему?

Константин Константинович не пытался скрыть ни любопытства, ни удивления этой неожиданной просьбой.

– Потому что у меня, мессир, тоже есть маленькие слабости.

В черных глазах мужчины мелькнуло понимание.

– Когда с ним закончат.

– Подожду, – кровожадно ухмыльнулся Максимилиан, – я терпеливый.

После того как палату покинули и дежурный реаниматолог, и Александр, и недовольно поджимавшая губы сестра – она, правда, демонстративно оставила открытой дверь – Серафиму опять подняли и, словно драгоценную вазу, поместили на кровать.

– Аргит, – она ткнулась затылком ему в грудь, – серьезно, хватит меня носить.

Он обхватил ее руками, притянул к себе, сказал, устраивая, будто в колыбели:

– Завтра.

– Завтра ты перестанешь меня носить?

Серафима погладила тыльную сторону сильной ладони.

– Возможно.

Сердитый вздох утонул в его смехе.

– У тебя, между прочим, швы разойтись могут. Доктор сказал ограничить физические нагрузки. Это значит что пока нельзя тренировки и носить тяжелое.

– Има легкий, – невозмутимо парировал голос над ухом.

Серафима улыбнулась.

Она, и правда, чувствовала себя легко.

Ледяная крепость, старательно поливаемая последние лет пять, растаяла. И даже курить не хотелось.

Хотелось целоваться, чувствовать как ускоряется бег его сердца, меняется ритм дыхания, а пальцы скользят по спине, пересчитывая позвонки.

Стянуть к чертям эту дурацкую рубашку.

Серафима сглотнула, отвешивая себе мысленный подзатыльник, и перехватила медленно ползущую по ее животу вверх руку.

– Надо поговорить.

Он помог ей повернуться. Наблюдал, как она садится на пятки, сдувает, упавшие на глаза пряди. На мгновение сводит к переносице брови, как делала всегда, когда хотела сказать важное.

– Здесь был Макс, – ее глаза стали серьезны. – Просил никому не говорить, что произошло. И о мече тоже. Никому. Это очень важно, Аргит. Человек, который меня похитил, Глеб…

Она поморщилась, словно потревожила свежую рану. Но на ней не было крови, только странные провода – целитель сказал, чтобы следить за сердцем. Аргит согласился: пока пусть ее сердце слушает машина. Потом он вернет ей браслет.

И узнает, что сделал тот человек. Не у нее – воспоминания тоже приносят боль – у Макса.

– Потом я буду его убивать, – мысль он закончил вслух.

– Нет!

Серафима мотнула головой и сильно, до побелевших костяшек вцепилась в его рубашку.

– Послушай меня, пожалуйста.

Она поймала его взгляд серой, как штормовое небо, сетью.

– Глеб был помощником того, кто правит этим городом, этой землей. Того, кому служит Гаяне, и Макс, и Захар, и я с Игорем. Этот, – она замешкалась, подбирая правильное слово, – король позволил тебе остаться и жить здесь. Его слово – закон, а Глеб нарушил закон. Предал своего короля. Это очень серьезно. Очень. И Глеба накажут. Думаю, нет, уверена, он умрет. А я буду молчать о том, что произошло в лесу. Теперь это дело короля, понимаешь?