Жизнь (не) вполне спокойная

На следующий день я должна была решать вопросы служебного толка, очень для меня неприятные, так как меня подвел мой уже бывший литературный агент. Мы собрались за столом большой компанией, потому что моя издательница-француженка, могла говорить только по-французски или по-английски, а я не знаю ни того ни другого языка. Зато французский в совершенстве знали Михал и Йоля, которые не очень-то разбирались в издательских делах, поэтому они запутывались и осложнились еще больше. Однако после слаженных усилий нам удалось прийти к какому-то пониманию.

Кабачок, где мы сидели, находился от моей гостиницы в двухстах метрах, а не световых лет. Разговору не мешал даже официант, предком которого явно был какой-нибудь морской волк, потому что блюда из кухни он заказывать мощным ревом капитана дальнего плавания, командующего бригом в разгар страшного шторма у мыса Горн. Даже акулы бы испугались, если бы им над ухом так ревели, а что говорить о простых смертных!

В Париже на тот момент царила погода, которую метеосводки описывают как «неблагоприятные атмосферные условия». Я лично могу засвидетельствовать, что условия были на редкость неблагоприятные, а метеорологи были правы.

Возвращаясь в гостиницу, я смертельно напугала Витека, у которого болезненные приступы моего организма до сих пор не стерлись из памяти, и он испугался, что я не дойду до номера. На чистом упрямстве я все-таки дошла, но сразу стало понятно, что меня нужно реанимировать. К счастью, Витек понял, что нужно делать, нашел ингалятор и скоренько сунул мне его под нос. За что я была ему искренне благодарна.

Пока это был последний фортель моего организма, и очень может быть, что к отдыху после лечения нужно относиться серьезнее, чем я. На всякий случай я себе пообещала, что именно так и буду впредь поступать. Хотя не скажу, как я это обещание выполнила, потому что не хочу нецензурно выражаться.

Я не проверила на себе эффект отдыха после лечения, не поехала снова в Ла-Боль, потому что на меня накинулись всякого рода мелкие хворобы, которыми я не собираюсь морочить себе голову. Как известно, лучший способ преодолеть болезни — не обращать на них внимания. Если охать и вздыхать, они цветут, растут и колосятся. Презрительное равнодушие к болезням заставляет их вянуть, засыхать, а иногда даже подыхать по собственной инициативе.

Невзирая ни на что, я пока жива. Но я очень изменилась. Мне больше не хочется разнообразия, я предпочла бы жизнь совершенно спокойную, даже скучноватую. Ничего страшного, я уж нашла бы способ справиться со скукой…

А конец настанет, когда положено.[30]