Жизнь нежна

Про сволочную порочную натуру своей супруги он знал и иллюзий никаких не питал на этот счет. Потому, наверное, и к Полине его так тянуло: новым, ни на что непохожим и волнующим все было в ней. А тут…

Но все равно задело немного. И он даже попытался изобразить обиду. На что жена моментально отреагировала, заржав отвратительно громко и грубо.

— Хватит, Прохоров! Хватит!

— Что хватит? Обнаглела совершенно, — дул он губы, надевая домашние штаны и майку. — Уже при живом муже не стесняешься… Такие вещи говоришь.

— Я говорю правду, Прохоров. Циничную, грубую, но правду, — отрезала Верка, схватила сигареты с тумбочки, закурила и пошла размахивать руками, осыпая пеплом дорогой ковер. — Думаешь, я такая наивная дура и не знаю о тебе ничего!

— А что ты обо мне знаешь? — чуть тише воскликнул Прохоров, а внутри у него все тут же трусливо напряглось. — Что обо мне можно знать? Я чист!

— Расскажи это Полинке Пановой! — взвизгнула очередной волной смеха Вера.

— А при чем тут она! — попытался возмутиться Виталий, но голос подвел его, дрогнув предательски.

— А при том, что она, может, и поверит тебе, поскольку дура наивная! Я сначала думала, что притворяется она, корчит из себя святошу. Но нет, она на самом деле такая. Видит мир сквозь розовые стекла, и это ее вполне устраивает. И знаешь, я ей в чем-то завидую.

— В чем же? — неожиданно заинтересовался Прохоров.

Чтобы Верка кому-то завидовала, тем более Полине! Это было что-то новенькое. Верка же была самая лучшая. Самая красивая, самая удачливая и ничем не обремененная. Кто мог с ней тягаться, чтобы возбудить зависть?

— Ей легче нас всех живется, Витальча!

— Да ну! Ей, легче?!

Он, честно, не понимал, и считал Полину самой ранимой из всех знакомых ему женщин. Самой неподготовленной к ударам судьбы, и оттого самой уязвимой.

— Легче, легче, не ухмыляйся, Витальча! — Вера с шумом выдохнула дым. — Она парит надо всем тем, что называется нашим говенным миром. Она не способна замараться, она никогда не коснется его — этого житейского дерьма. Знаешь почему? Да потому, что она его не замечает! Она, повторяю, выше этого! Как можно погрязнуть в том, чего не видишь?.. Она не алчная, не злая, она просто любит своего Антошу и делает все, чтобы ему помочь. Странно, да?

— Что же тут странного? — с кислой миной поинтересовался Прохоров.

Упоминание о Полининой любви к мужу задело его даже сильнее, чем вероятность адюльтера с Веркиной стороны.

— Он же подозревается в убийстве ее тетки! Все факты свидетельствуют, что именно Панов убил ее единственную тетку. А она вместо того, чтобы осыпать его проклятиями, обивает пороги СИЗО и пироги печет ему.

— Ну… Наверное, она просто не верит, что он это сделал.

— Какой догадливый! — Вера даже дымом поперхнулась. — А не верит, потому что любит до посинения! Потому и боги на ее стороне, помогают ей.

— Почему? — не сразу понял Виталий, с тоской полазив по пустым кастрюлям в кухне, жрать на завтрак опять было нечего.

— Потому что она пытается спасти своего мужа из-за того, что любит и верит ему. — Верка оглядела его хмуро и обронила странную фразу: — А когда пытается кто-то кого-то спасти из других каких соображений, то все идет не так.

У Прохорова просто уши встали торчком. Он и про голод свой утренний позабыл, сразу решив, что позавтракает привычно в ресторане. И про досаду, вызванную воспетой Веркой любовью Полины к Антону.

В этой фразе ее, выпрыгнувшей из прокуренного, не вычищенного с утра рта, крылся, возможно, смысл ее вчерашней истерики. Так кому это она хотела помочь, интересно?

— Тебе, придурку, кому же еще. — еле выпихнула из себя Вера с клубами дыма. — Хотела помочь тебе…

— Так из каких соображений ты помочь мне хотела и в чем? — напомнил он ей, усаживаясь напротив с чашкой кофе и черствым куском бисквита.

— Я совершила самую большую в своей жизни ошибку, Витальча. — пожаловалась ему Вера с противным хныканьем. — Я хотела удостовериться в твоей невиновности, поехала туда и…

— Давай-ка все по порядку, — переполошился он, услыхав про свою какую-то невиновность. — Куда ты поехала? С какой целью? В чем ты хотела убедиться?

Оказывается, его бездельница жена неделей раньше была в гостях у папаши своего за городом. Там они долго разговаривал, пили кофе, жрали свежие миндальные пирожные, которые домработница Тереховых готовить была мастерица. И под кофе с пирожными папа сообщил дочке, что если у Панова и есть шанс выкрутиться, то он только в том, чтобы найти возможного свидетеля. Свидетеля, который мог бы подтвердить, что после отъезда Антона с фирмы Зоя Хаустова была жива. Либо, если этот свидетель не видел ее, то, возможно, видел кого-то еще, кто после отъезда Панова приезжал в фирму. И вид у папы при этом сделался такой загадочный, что дочка, поерзав крепкой попкой по креслу, решила, что тому что-то известно. Может, охранники под страшным секретом сообщили своему истинному хозяину, может, еще как, но отец каким-то образом что-то узнал.

— А тебе он ничего не сказал? — Прохоров слушал жену с открытым ртом.

— Мне?! Скажешь тоже! Я для него до сих пор маленькая глупая девочка!..