Обед Мухину понравился. Прямо домашние по навару и густоте щи с мясом и сметаной. Огромная сочная котлета на пышной горке картофельного пюре. Салат из помидор огурцов, зеленого лука и сметаны. И кофе не подкачал, подался в меру горячий, ароматный, густой.
Хорошо! К тому же нудный дождь прекратился, пока он обедал.
Ветер тихонько потряхивал мокрой листвой, покрывая рябью лужи. Солнышко начало настырно драть в клочья стаи сизых облаков. Сейчас только стоит пригреть ему, и лужи станут высыхать прямо на глазах. И тепло благодатное по городу разольется. Глядишь, ближе к вечеру от ненастья и следа не останется. А с утра бы на рыбалку по такой погодке. Завтра же выходной. Завершить сегодня дело с блеском, а поутру со спокойной душой на рыбалку. Засесть на берегу в высокой осоке, закинуть пару удочек и потягивать кофеек из старенького термоса с давно стершимся цветком на боку. Смотреть сквозь сонную негу на неподвижные поплавки и ни о чем не думать, ничего не ждать, кроме поклева. Дождаться его, дернуть резко вверх и на себя, и любоваться потом гладким сверкающим боком глупой рыбины, польстившейся на незамысловатый корм.
Хоть помечтать-то, вздохнул Мухин, выходя на улицу. Помечтать о несбыточной завтрашней рыбалке, об успешном завершении дела, от которого устали все, и фигуранты в том числе.
Да и убийца, наверное, уже устал убивать, спасаясь от подозрений. Сколько же можно! Устал, устал, а то с чего бы ему так много ошибок начать лепить. Три года назад все прошло слишком гладко. Просто в учебник криминалистики рекомендуй то загадочное преступление — трехгодичной давности. А теперь — нет. Теперь — промах за промахом. С чего? Времени не стало совсем на раздумье? Это тогда — три года назад — его было предостаточно. Тогда все продумано было и просчитано до мелочей, а теперь некогда…
— День добрый, — вежливо поздоровался Мухин с женщинами, успевшими после дождя облепить дворовые скамейки.
Если честно, то он их немного побаивался, этих дворовых блюстителей порядка. И в своем дворе побаивался, и в чужих. И не очень любил их привлекать в ходе расследования на роль свидетелей. Могли ведь такого наговорить, такого напридумывать, что потом век не разгрести. С Пановым-то, чудится, так и получилось.
— День или уж вечер добрый, — поджала синюшные губы она из женщин. — А вы кто такой? Чего по нашему двору шляетесь? Слыхала, бабы, сейчас таких, наводчиков по квартирным кражам, пруд пруди!
Ну вот, у них уже и готовый приговор имеется. За то он дворовых сплетниц и не любит, за скоропалительные выводы их, рождающиеся в их ежедневной бесполезной болтовне. Сейчас еще ботинки его грязные заметят, а в городе такой грязи нет, и не бывало никогда. Пуговицу на рубашке, повисшую на одной нитке. Пятно на брюках не пропустят, которое за три стирки никак не желает отходить. И все! Зачислят его в разряд брачных аферистов.
Пришлось поскорее доставать удостоверение. Совать в их любопытные физиономии. Дожидаться уважительного кивка. И тогда уже приступать к делу.
— Полинкина соседка только что домой прошла, ее дверь прямо напротив ее, — сообщила одна из теток. — У ней сегодня давление, вы бы поспешили. Таблетку выпьет — ни за что не откроет. Долбишь, долбишь в дверь, что хочешь, то и думай. Ты поспеши, мил человек. А то ведь не добудишься.
Соседка Полины Ивановны открыла Мухину с перевязанной белым платочком головой и болезненной гримасой на морщинистом лице. Она так же как и ее подружки по двору, задала ему нелюбезный вопрос: «кто такой и чё вам надо». Потом сменила гнев на милость, прочтя удостоверение. И даже пригласила к себе в квартирку, предложив разуться у порога.
— Вы помните тот день, когда погибла ваша соседка? — перешел Мухин сразу к делу, устроившись в неудобном продавленном кресле пенсионерки.
— Как не помнить-то! Как не помнить-то, ужас какой! Полина всю жизнь прожила со мной бок о бок. Всяко бывало, порой и спорили, и серчали, но чтобы до серьезного скандала… нет, никогда дело не доходило. Не скажу, что все ее прямо любили, но никто, кроме зятя, ей зла не желал. Никто!
— А с чего вы сделали вывод, что он желал ей зла? — уточнил Мухин, хотя знал наизусть показания всех соседок.
— Орал, как ненормальный, однажды. Из-за Полинушки младшенькой скандалили. Он и орал на тетку ее, что убью, мол, и все такое…
Вот про все такое Мухину было очень интересно знать. Про все такое в протоколе допроса не было сказано ни слова.
— Так она уговаривала их развестись вроде, — нехотя вспомнила соседка погибшей.
— А что так? — удивился Мухин.
Сам-то он ничего, кроме жертвенной любви со стороны обоих супругов, не обнаружил за то время, пока шло следствие.
Жена, Полина то есть, рвалась изо всех сил к мужу, всячески оправдывала его, невзирая на то, что муж сидел по подозрению в убийстве ее тетки.
Муж, Антон, сильно озабочен был судьбой супруги, не хотел, чтобы она погружалась в ту грязь, которая сопутствует всяческим судебным разбирательствам. И даже от свидания с ней отказывался именно по этой причине, чтобы ноги ее не было в грязных тюремных застенках.
И вдруг развод! Непонятно…