Читаем Жизнь ни о чем полностью

- Есть еще одна тонкость, - сказал я. - Некоторые подробности просто не могли быть известны другому: респонденту. Скажем, на острове Любви я был с глазу на глаз с Ниной, а в квартире Натальи Васильевны мы часто бывали только вдвоем. Значит, ваш респондент - даже если это не он, а она, одна из этих женщин, мог или могла знать только о том, что происходило между мной и ею, а о чем-то другом догадываться или: - Тут новая возможность пришла мне в голову. - Или она могла писать об этом с чужих слов.

Игорь Степанович внимательно слушал меня, постукивая в такт моим словам пальцами по тощей стопке листков.

Всего семнадцать страниц, билась в виске не идущая к делу мысль, покуда я автоматически продолжал говорить. Три дня и три ночи погружался я в свое прошлое и был уверен, что загрузил в файл целый роман. Почему-то казалось, что одна история Натальи Васильевны потянет страниц на пятьдесят. Но не потянула. Или я не потянул? Нет, судя по словам Игоря Степановича, я потянул. Оказался на должной высоте. Не обманул, говоря бюрократическим языком, их ожиданий. А вот не обманул ли я себя самого? Может, не стоило с ними связываться? Не стоило продавать собственное прошлое - даже и за десять тысяч долларов? Взять данную авансом тысячу - и привет. Купить билет и не поехать. Именно этого добивался от меня господин Горталов. И я действительно чуть не отказался. Если бы не "Ока" и не швейная машинка. Сидел бы сейчас дома с новеньким сотовым телефоном и пропивал в одиночестве остатки. С сотовым, даже номера которого не знает никто: ни Майя, ни Инна, ни коллеги в академии. Только шофер Наташа. И еще, может быть, Ирина Аркадьевна. Игорь Степанович тоже наверняка знает. Такая у него работа все знать. А больше никто. Даже Инна, которая видела, как я говорю по сотовому, но не спросила номера. Не захотела спросить? Или не догадалась? Скорее всего - не захотела. Не нужен ей номер моего сотового. И я не нужен. Никому я не нужен, даже Ирине Аркадьевне. Которая, между прочим, втянула меня во всю эту историю. Втянула - и бросила, сдала с рук на руки Игорю Степановичу:

Эти второстепенные, не идущие к делу мысли ползли как бы на втором плане, облаками по синему небу, не заслоняя мыслей о главном: о моих собственных воспоминаниях и о воспоминаниях того, другого, о котором я до сих пор ничего не знал. И похоже, так и не узнаю. Напрасно я рассчитывал, что, выслушав мои рассуждения о нем, Игорь Степанович скажет: "Конечно, Сергей Владимирович! Именно так и было! Она (или все-таки он) так и пишет: об этом мне рассказал (или рассказала):" И назовет того, кто писал, и того, кто поведал ему дополнительные подробности. Но ничего подобного Игорь Степанович не произнес. Уловка моя не удалась. Да и коммерция, похоже, тоже. Все так и опустилось во мне, когда Игорь Степанович, помолчав какое-то время, нахмурился и сказал:

- К сожалению, Сергей Владимирович:

Ну конечно! Этого я и ожидал. Их вечного "к сожалению". Сколько раз я с этим сталкивался - не сосчитать. И главное, манера у них, начальников, абсолютно одинаковая: никогда не скажут с порога, что работа ваша, Сергей Владимирович, - говно, и валите себе с богом. Нет! Обязательно сперва признают, что работа замечательная, добросовестная, талантливая и еще какая-нибудь, и только когда дойдет до главного, когда от комплиментов пора перейти к решению судьбы твоей работы - а значит, в каком-то смысле и твоей собственной судьбы, тогда и прозвучит это неизменное "к сожалению".

Есть, однако, в печальном опыте и светлая изнанка. По молодости лет воспринимал я эти неожиданные "к сожалению" как трагедию. Но обламывала меня судьба не раз и не два. И теперь, когда я слышу в свой адрес вежливое "к сожалению", я даже не морщусь - как не морщусь давно после рюмки самой отвратительной водки. Я даже улыбаюсь в ответ, словно это их "к сожалению" не очередная головная боль, а подарок судьбы.

От Игоря Степановича я тоже ждал этого "к сожалению" - и когда услышал, мне и притворяться не пришлось, я вполне естественно улыбнулся, потому что готов был ко всему. К тому, что вернут мои жалкие семнадцать страниц (нет, надо было написать пятьдесят! Пятьдесят мало никому не покажется) и не заплатят денег. Или не вернут - и заплатят меньше, чем обещали, потому что на десять тысяч я не навспоминал. И к тому готов был, что и не заплатят, и не вернут, но попросят добавить, дописать, уточнить что-нибудь, а уж потом:

Однако к тому, что на самом деле сказал Игорь Степанович, я все-таки был не готов.

4

- К сожалению, Сергей Владимирович, - сказал Игорь Степанович, - все ваши воспоминания никак не решают стоящей перед нами проблемы. Я понимаю, что вы на это скажете: вы не знали - не могли знать, - в чем сущность нашей проблемы, а потому не в силах были нам помочь. И тут вы совершенно правы. Мы ведь и не скрывали от вас, что надеемся решить проблему без вашего непосредственного участия, используя лишь ваши воспоминания, за которые, кстати, вы можете прямо сейчас получить заранее оговоренную сумму:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза