Читаем Жизнь ни о чем полностью

Никаких подробностей. Даже за десять тысяч долларов никто не убедит меня, что наши с Валентиной упражнения на паркете и в постели имеют какое-то отношение к моим школьным друзьям. Это было чисто мое, отдельное и поскольку мне было ясно сказано, что не я — главный интерес, что нужна информация, касающаяся кого-то из пятерых, то будем считать, что мой отъезд из родного города создал лишь некоторую лакуну в доступной мне информации, лишив меня каких-то мелких подробностей из жизни одноклассников с марта по июнь. А после выпускного вечера это уже не имело значения, потому что Андрей, Боря и Сашка разъехались поступать в разные институты, училища и семинарии и встретились снова только через год, когда Нина и Вера в свою очередь окончили школу.

К тому времени Валентина меня бросила: нашла нового, более сильного партнера и более подходящего мужа в одном лице. Так ей казалось по крайней мере. Я ее не разубеждал. Как танцор я ее избраннику в подметки не годился. А то, что он предпочитает мальчиков, — об этом тогда мало кто догадывался.

<p>4. День пятый. Среда, 17 июля</p>1

Не помню, как я сумел очнуться во вторник, как отдал папку с воспоминаниями шоферу Наташе, — ничего не помню.

Зато прекрасно помню, что сегодня утром проснулся с ощущением, что во сне открыл важную для всего человечества истину. Я ждал, прислушиваясь к себе: не раз уже случалось, что мысль или чувство, возникшие во время сна и казавшиеся такими важными и такими живыми, что явь выглядела рядом с ними присыпанной пылью бумажной копией, в момент пробуждения растворялись почти бесследно, оставляя на дне души еле заметный осадок сожаления. Но на сей раз истина раствориться не спешила. Это была нерастворимая истина. Как кофе, который я теперь пил по утрам. Возможно, причина прежних неудач была именно в кофе.

В моей прежней, растворившейся почти без остатка жизни было принято пить только растворимый и притом недорогой кофе. Мы впятером — я, Майя, Горталов и наши общие дети, Олечка и Юлечка, поглощали растворимый кофе большими кружками и, поглотив, тут же забывали его запах и вкус, вернее отсутствие оного; оставалось лишь ощущение некоторой наполненности в желудке и слегка нездорового возбуждения в мозгу. У каждого из нас была собственная кружка с именем хозяина. Однако довольно часто я, привычно шурша газетой за завтраком, рассеянно шарил в пространстве, нащупывал кружку, поднимал, глотал — и вдруг понимал, что пью чужой кофе из чужой кружки и при этом читаю чужие мысли. Это было неприятно, но познавательно, а главное — начисто избавляло меня от чувства вины, которое я испытывал каждый раз, когда думал о предстоящем уходе.

Между тем открытая во сне истина не оставляла меня, не давала уснуть и требовала, чтобы я немедленно поделился ею с Инной.

— Это так срочно? — спросила Инна сонно.

Та, другая, Майя, та спросила бы недовольно. И была бы, в сущности, права. Разве можно будить женщину в субботу утром? Только в субботу женщина может по-настоящему выспаться после рабочей недели. Воскресный сон не в счет. Воскресный сон свершается уже после сна субботнего. Это все равно что съесть что-нибудь вкусненькое на сытый желудок. Тоже приятно, но с утолением голода не сравнишь. Субботний сон — это сон женщины, изголодавшейся по сну. Именно женщины, потому что мир устроен несправедливо: мужчины в нем спят по потребности, а женщины — по возможности. Так что оставьте, оставьте женщине субботнее утро для сна! Даже любовь — и та в субботу утром может подождать. А уж иная какая вещь, пусть и сама истина, — и подавно.

— Ну говори уж, говори, коли начал: — сонно бормотала Инна. — Ты только одну истину открыл? Всего одну?

— Да — зато исключительно важную.

Это не так уж мало — открыть с утра одну важную истину. Мне пришлось пережить довольно много утр. И если бы каждое утро я открывал только одну важную истину, наука в нашей стране не была бы в таком жалком состоянии, а я давно стал бы академиком и лауреатом. Между тем я всего лишь кандидат юридических наук:

— И что же ты открыл?

— Я открыл, что люди от рождения бессмертны!

— Но ты это уже открыва-ал:

— Я открывал только про нас с тобой. Про нас-то я давно уверен, а сегодня открыл про остальных. Мы все бессмертны, пока любим и любимы в полную силу. Силой любви мы держим наших любимых над потоком повседневной жизни — и они, в свою очередь, держат нас. А как только любовь чуть-чуть выдыхается, слабеет, так сразу погружаемся в поток повседневности и для нас снова начинается то, что мы называем жизнью, а надо бы — процессом умирания. Если бы нам хватало сил любить постоянно, каждую минуту — жили бы вечно:

— Это что-то, — серьезно сказала Инна. — Ты, наверное, всю ночь не спал — думал?

— Нет. Проснулся — и открыл. Я и не думал вовсе. Просто возникло в мозгу такое представление. И сразу в законченном виде. Словно кто-то сформулировал и вложил в меня. И главное — я почему-то уверен, что это не просто представление, каких много, а Истина. Абсолютная Истина, не нуждающаяся в доказательствах.

— Замечательно! Рада за тебя.

— Спасибо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Неформат

Жизнь ни о чем
Жизнь ни о чем

Герой романа, бывший следователь прокуратуры Сергей Платонов, получил неожиданное предложение, от которого трудно отказаться: раскрыть за хорошие деньги тайну, связанную с одним из школьных друзей. В тайну посвящены пятеро, но один погиб при пожаре, другой — уехал в Австралию охотиться на крокодилов, третья — в сумасшедшем доме… И Платонов оставляет незаконченную диссертацию и вступает на скользкий и опасный путь: чтобы выведать тайну, ему придется шпионить, выслеживать, подкупать, соблазнять, может быть, даже убивать. Сегодня — чужими руками, но завтра, если понадобится, Платонов возьмется за пистолет — и не промахнется. Может быть, ему это даже понравится…Валерий Исхаков живет в Екатеринбурге, автор романов «Каникулы для меланхоликов», «Читатель Чехова» и «Легкий привкус измены», который инсценирован во МХАТе.

Валерий Эльбрусович Исхаков

Пение птиц в положении лёжа
Пение птиц в положении лёжа

Роман «Пение птиц в положении лёжа» — энциклопедия русской жизни. Мир, запечатлённый в сотнях маленьких фрагментов, в каждом из которых есть небольшой сюжет, настроение, наблюдение, приключение. Бабушка, умирающая на мешке с анашой, ночлег в картонной коробке и сон под красным знаменем, полёт полосатого овода над болотом и мечты современного потомка дворян, смерть во время любви и любовь с машиной… Сцены лирические, сентиментальные и выжимающие слезу, картинки, сделанные с юмором и цинизмом. Полуфилософские рассуждения и публицистические отступления, эротика, порой на грани с жёстким порно… Вам интересно узнать, что думают о мужчинах и о себе женщины?По форме построения роман напоминает «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон.

Ирина Викторовна Дудина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже