Жизнь ни о чем

Наташа не ответила. Не сочла нужным отвечать. Как раз в этот момент мы проезжали мимо указателя. Если верить ему, нам нужно свернуть на ближайшем перекрестке вправо и проехать двадцать два километра. Если бы на все свои вопросы я находил ответы с такой легкостью, жизнь была бы намного проще и веселее.

И вот мы уже въехали в нужную нам деревню и тихо покатили по единственной асфальтированной улице, вдоль которой выстроились ветхие одноэтажные домишки, мимо сгоревшей и так и не отстроенной церкви, мимо колодца, мимо пожилой женщины в длинной ситцевой юбке, белой кофточке и белом платочке, которая несла на коромысле ведра с водой. Наташа притормозила, чтобы спросить у женщины дорогу к поповскому дому, я заглянул через ее плечо и увидел, что женщина была не такая пожилая, как мне показалось, видимо, из-за ее старомодного наряда, ей явно не было еще и пятидесяти:

Конечно, не было, я знал это точно, она была старше меня на каких-нибудь семь или восемь лет — моя бывшая учительница, моя давняя партнерша по танцам, моя Наталья Васильевна.

2

— Но как же так получилось? — спросил я. — Ведь мы искали вас всюду, у всех спрашивали, и все говорили, что вы куда-то уехали. А куда — никто не знал. Но все думали, что далеко. В Москву, в Ленинград, в Америку, наконец: Но не в деревню же Калиново в каких-нибудь ста пятидесяти верстах от города:

Мы с Наташей сидели в небольшой, но очень уютной кухоньке в деревенском доме моего друга Сашки Морозова. И нас угощала завтраком моя бывшая учительница, бывшая вторая жена Сашки, бывшая попадья, а ныне одинокая вдова и сельская учительница. Она, впрочем, не выглядела ни одинокой, ни несчастной, но на сельскую учительницу была похожа: лицо обветренное и загорелое, волосы собраны на затылке в тугой кукиш, руки грубые, рабочие, с мозолями и черными поломанными ногтями.

— Что делать, — улыбнулась Наталья Васильевна, отвечая разом как бы и на мои слова, и на взгляд, обращенный на ее руки. — Так уж сложилась жизнь. Была городская девочка, а стала — деревенская бабушка.

— Ну уж и бабушка!

— Ты не поверишь, Сережа, — бабушка! Я ведь удочерила Оленьку, когда мы с Сашей поженились, так что она мне теперь как родная. Сразу после школы она замуж вышла и тут же родила. Да сразу двоих: внука и внученьку. Так что я — бабушка:

И она достала из альбома фотографию: высокая, хмурая, чем-то неуловимо похожая на Сашку девица стояла, положив руку на спинку стула, ее обнимал такой же долговязый, но улыбчивый парень, а на стуле сидела Наталья Васильевна с двумя годовалыми детишками на коленях.

— Это вот Сашенька, — показала она, — в честь дедушки назвали. А это Витюшка, его в честь свата окрестили.

И я понял, что Сашенька — это Александра, девочка.

— Да вы ешьте, ешьте! — спохватилась Наталья Васильевна. — Ну-ка, Сереженька, налей-ка нам еще по стопочке: А ты что же, деточка? — спросила она у Наташи.

— Я за рулем.

— Да ну тебя! — сказала Наталья Васильевна простецким, «деревенским» голосом, каким никогда не говорила с нами в школе. Но, как ни странно, деревенский говор нисколько не портил ее и не казался в ее устах наигранным. — Тут тебе, деточка, не город. Тут он тебе не начальник, кивнула она в мою сторону, — а ты ему не шофер и не секретарша. И никуда вы седни от меня не поедете. Чем вам тут плохо? Хоть один день подышите вы свежим воздухом. Леса у нас тут знатные, мы с вами покушаем сейчас и за грибами сходим. И клубники у меня в огороде видимо-невидимо: хотите, ешьте, хотите, в корзину собирайте и домой везите. А вечером я баньку истоплю. Водички натаскаете с колодца да дров наколете — и парьтесь на здоровье! Банька у меня знатная, веники душистые: Заночуете — а поутру и поедете себе спокойно, без спешки. Как ты, Сереженька? Согласен? Вот и прекрасно. За это и выпьем. На таком-то воздухе да при такой-то жизни, Наташенька, тезка ты моя, да чтоб не выпить? Ты меня обижаешь:

Говорилось это так, для красного словца. Никто никого не обижал. Никто, даже Наташа, уже и не собирался отказываться от неуместной в городе, но абсолютно уместной здесь, на природе, рюмки-другой за завтраком. А уж завтрак здесь: То, чем мы привыкли наскоро перекусывать у себя на городской кухне, и в сравнение не идет с настоящим деревенским завтраком, напоминающим приличных размеров городской обед. Тут вам и картошку, с вечера сваренную, обжарят, и яиц крутых вывалят на троих не меньше дюжины, и по две-три огромных котлеты на нос, и сосиски-сардельки уже закипают на электрической плитке, и хлеб режется огромным кусками, и, само собой, к водке имеются и селедка, и капуста квашеная, и собственные огурчики-помидорчики: А как льется эта водка из хорошо охлажденной бутылки, пролежавшей всю ночь в морозилке, и не в рюмки какие, а в граненые стопарики. Как она пьется, как закусывается: господи боже ты мой, какие огурцы-сосиски-селедки — я же чуть про грузди не забыла, вот же они у меня в обливной керамической мисочке, хватайте поскорее, закусывайте на здоровье. И тут же повторим.