Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

— Ты знаешь, я не стану клевать на пустяки, две недели назад я сидел здесь в кабинете, когда около пяти вечера зашел Адамс.

— Адамс?

— Джим Адамс, резидент второго года, он из Бостона, неплохой малый.

— А, да-да, встречал его пару раз на операциях, ничего парень, мне он понравился. — Тут еще один большой кусок отправился Сэму в рот, сопровождаемый громким чавканьем. — Продолжай!

— Адамс выглядел неважно, бледный, подавленный, я спросил его, в чем дело. Он начал говорить: «Доктор Зохар, мы потеряли пациента в операционной… Приступили к операции с самого утра, она длилась до сих пор… пациент умер на столе». Сэм, представь резидента второго года. Это была для него первая смерть на столе, пациент пришел в операционную на своих ногах, а покинул ее уже мертвым, для Адамса это было слишком.

Глэтман посмотрел на часы, я еще плохо завладел его вниманием.

— Да-да, кончай комментировать и выкладывай конкретные факты, я должен идти.

— Адамс рассказал мне об аневризме, как больной кровил отовсюду, как вызвали Илкади, как они пытались ушить проксимальный анастомоз — и все бесполезно. Я старался его приободрить: «Джим, это случается в нашей практике, если ты оперируешь, могут быть и осложнения».

Глэтман опять посмотрел на часы, торопится черт!

— Адамс вдруг мимоходом спросил меня: «Доктор Зохар, как вы думаете, зачем они вводили урокиназу?» Я подпрыгнул в кресле, когда Адамс рассказал, что Манцур ввел в аорту почти сто тысяч единиц урокиназы.

Сэм выпрямился, наклонил голову, наконец-то он стал более внимателен.

— Я объяснил Адамсу, что урокиназа является сильным противосвертывающим средством, образно говоря, она растворяет все тромбы. Ее можно использовать при операциях на сосудах конечностей, вводить в сосуды для растворения тромбов, но она абсолютно противопоказана при операциях на аорте, особенно когда имеется большая раневая поверхность, как в этом конкретном случае.

— Неудивительно, что пациент кровил изо всех дыр, — громко заговорил Глэтман. — Кровь просто не могла свернуться. Они пробовали аминокапроновую кислоту или криопреципитат, чтобы прервать тромболизис?

— По словам Адамса, нет. Я сказал ему, что этим они убили пациента. На всякий случай уточнил введенную дозу. Он еще раз ее подтвердил и заверил меня, что именно Манцур попросил медсестру об урокиназе. По его мнению, она должна была записать это в протокол.

— Что заставило старика использовать урокиназу? — спросил меня Глэтман. Он уже забыл про часы.

— Он работает по привычке, теряет навыки. Использовал урокиназу при бедренно-подколенном шунтировании для растворения остаточных тромбов и просто забыл, что в данном случае имел дело с аневризмой брюшной аорты.

— Ну а Илкади, он же не дурак?

— Илкади позвали уже после того как. Он понятия не имел, что вводилась урокиназа. Анестезиолог дремал, сестры выполняли требования, резиденты тянули крючки — обычная история.

— Марк, а кто был старшим резидентом, может, он что-нибудь объяснит?

— Старшим был Ассад, он обожает Манцура, мечтает только больше оперировать, он не скажет ни слова против Падрино.

— Скорей всего, так, — согласился Сэм. — Послушай, Марк, ты знаешь, что я не гигант, так, средний хирург, у меня самого достаточно проблем и осложнений. Но эта история вызывает отвращение, а Вайнстоун вряд ли поставит вопрос ребром.

Он глубоко вздохнул.

— Что-то нужно делать, но я понятия не имею, что именно.

— Сэм, ты хорошо знаешь, что делать, ты же местный парень, знаешь все ходы и выходы, знаешь кто чем дышит, — ехидно заметил я.

— Я ничего не могу без твоего списка, ты знаешь, о чем я говорю.

— Пока нет, Сэм, сейчас я не могу. Зарплату мне платит Вайнстоун, ты хочешь, чтобы я совершил финансовое самоубийство? Я буду действовать, но не сейчас, еще не время.

— Тогда ладно, — закончил Сэм и решительно сменил тему. — Чем ты занимаешься в выходные, не подстрахуешь меня? Я улетаю на Багамы, надо порадовать мою подружку.

Глэтман подмигнул мне, прежде чем я успел что-либо ответить, он знал, что я отвечу «да».

* * *

Беверли, секретарша Вайнстоуна, поджидала меня у дверей моего кабинета с синим компакт-диском в руках. Она носила туфли на высоких каблуках и настолько короткую юбку, что воображению негде было разгуляться. Я знал об эффекте высоких каблуков, но ноги ее мне показались еще длиннее и изящнее, чем раньше. Я сделал вид, что ничего не замечаю, и надеюсь, мне это удалось. Беверли проследовала за мной в кабинет и уселась по другую сторону стола. Мне нравятся женщины, изображающие недоступность, и она это знала. Однако Беверли не старалась выглядеть такой уж скромной.

— Доктор Зохар, как вы сегодня? — Она провела по столу рукой с ярко накрашенными ногтями. — Вам нравится?

Эта сучка меня дразнила, я постарался сохранить деловой тон, меня мало волновали ее ногти, что она припасла еще?

— Выглядит великолепно, — ответил я, оценивая ее соблазнительную фигуру. — Вы ждали меня?

— Без особой причины, так, дружеский визит. Вам налить кофе? С молоком и без сахара, как вы любите? Что слышно у нас, какие новости?