Жизнь Николая Клюева

Ясно, что Клюев называет далеко не всех, кого мог бы, в связи с «Погорельщиной». Но почему именно этих? Можно понять появление имен Софьи Толстой или Всеволода Иванова, или Михаила Нестерова: внучка Льва Толстого, автор классической советской пьесы «Бронепоезд 14-69» и прославленный живописец могли казаться ему фигурами, до известной степени, защищенными. Но с какой стати понадобилось упоминать своего ближайшего друга Сергея Клычкова, талантливого, пусть скандального Павла Васильева, писательницу Е.М. Тагер?* [Елена Михайловна Тагер (1895-1964) – ленинградская поэтесса, прозаик и переводчица. Арестована в 1937 г.; провела в тюрьмах, лагерях и на высылке в общей сложности восемнадцать лет. Близкая знакомая Клюева (в конце 1920-х – начале 1930-х гг.)].

Нам представляется, что Клюев, со своей стороны, никого и не называет. Он лишь подтверждает то, что уже известно следствию. За якобы названными на допросе именами стоят порой вовсе не откровения подследственного, а всего лишь «оперативные данные», отрицать которые весьма непросто. Каждому, кто имел дело с советскими «органами», подобная ситуация хорошо знакома.

Отдельного разговора заслуживает упомянутый в протоколе поэт Лев Пулин, судя по ряду свидетельств, – последняя привязанность и дружба Клюева, которой он пытался приглушить боль, вызванную «предательством» Анатолия. Об этом молодом человеке мы знаем мало, в литературных кругах Москвы Клюев с ним вместе, скорее всего, не показывался (как это, напротив, было с Анатолием).

В начале 1934 года Пулину было двадцать пять лет. Он, видимо, тоже тянулся к Клюеву, находился под его обаянием; будучи вскоре арестованным, Пулин достойно держал себя на допросах и, само собой, получил срок. Пострадал он, конечно, за свою связь с Клюевым. О его судьбе мы узнаем из письма поэта к В.Н. Горбачевой от 1 апреля 1935 года:

«Мой друг Лев Иванович Пулин, который жил у меня, сослан в Сибирь же в Мариинский лагерь на три года, – пишет мне удивительные утешающие письма, где нет ни слова упрека за загубленную прекрасную юность. Вы его не знаете, но, быть может, видели когда-либо. Упоминаю об этом юноше как об исключительном событии в моей жизни поэта».** [Комментаторы этого письма, напечатанного в «Новом мире» (1988. №8), сообщают, что Л.И. Пулин (1908-1969) работал в 1950-1960-е гг. техническим редактором Приокского книжного издательства].

Клюева судили 5 марта. Особое совещание (ОСО) Коллегии ОГПУ постановило: «...Заключить в исправтрудлагерь сроком на 5 лет с заменой высыл<кой> в г. Колпашево (Зап. Сибирь) на тот же срок, считая срок с 2/П-34». Чем была вызвана столь значимая поблажка, – не уточнялось.

Впоследствии, в своих письмах, Клюев указывал, что осужден по одной лишь статье 58-10* [«Пропаганда или агитация, содержащая призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных выступлений, а равно распространение или изготовление, или хранение литературы того же содержания...» (Уголовный кодекс РСФСР. С изменениями на 1 октября 1934 г. М., 1934).] и что причиной его ареста и ссылки была «Погорельщина». «Я сослан за поэму «Погорельщина», ничего другого за мной нет. Статья 58-я, пункт 10-й, предусматривающий агитацию», – пишет он Н.С. Голованову 25 июля 1934 года. Но было и «другое», о чем Клюев, зная о предрассудках в обществе, предпочитал умалчивать. В действительности он был осужден не только по статье 58-10; другой статьей была 151-я: «Половое сношение с лицами, не достигшими половой зрелости...». Впрочем, эта статья была применена к нему «через 16-ю», содержавшую следующую оговорку: «Если то или иное общественно опасное действие прямо не предусмотрено настоящим кодексом, то основание и пределы ответственности за его <так! – К.А.> определяются применительно к тем статьям кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления».

Это означает, что Клюев был «подведен» под 151-ю статью, в действительности же его «преступление» носило иной характер. Какой именно? Не считаем нужным – в данном случае – докапываться до истины.

Его отправили этапом на Томск. 12 апреля Клюев уже находился в камере томской тюрьмы, где провел не менее месяца, ожидая, когда начнется навигация по Оби. 30 или 31 мая он прибыл в Колпашево, административный центр Нарымского округа, лежащий на берегу Оби и обозначенный в некоторых советских источниках как «место ссылки революционеров и политических противников царского самодержавия».