Я быстро сдружилась с Бекс, а иначе и быть не могло: ко мне всегда тянулись люди, а Бекс была такой энергичной, что не подружиться с ней у меня, кажется, попросту не было шансов. Она рассказывала мне обо всём на свете: о новых соседях и об оставшейся в Атланте подруге, о ненавистных для неё уроках физики и любимом клубничном торте, о белках на соседском белом клёне и гоняющих их собаках, о новом книгопечатании и об устаревающей прессе, о нуждающейся в нашей поддержке экологии и о безграничных тайнах океана, о симпатичных мальчишках… У Бекс, как и у всех нас, была своя ахиллесова пята. Она была очень, очень влюбчивой. Настолько, что даже была способна влюбиться в двух мальчиков одновременно. Однако из-за очевидной внешней непривлекательности и из-за узколобия подростков, способных оценить блестящую этикетку, но не горький шоколад, завёрнутый в неё для особого случая, она не имела популярности у парней и постоянно страдала от собственных пророчеств, а пророчила она себе неизменно один-единственный сценарий – одинокую жизнь в старых девах. Она думала, что мне её было не понять из-за того, что мальчики на меня всегда откровенно заглядывались. Возможно, несмотря на всю проникновенность моего сочувствия к ней конкретно в этом вопросе, в какой-то степени она всё же была права: мне действительно ни разу за всё детство и всю мою юность не приходила в голову мысль, будто я останусь одна, без мужа, без детей, да ещё и без собаки. Я как будто даже не сомневалась в уготованном мне семейном счастье, а оно, как будто взамен на такую безусловную веру, взяло и сбылось. С переменным успехом, конечно, но всё же…
Геральт с первого взгляда не воспринял меня своей кузиной. Это он мне так позже сообщил, когда нам уже было поздно отступать назад. Мне было всего семнадцать, а ему только исполнилось двадцать семь – разница в возрасте внушительная. Я – ещё не вылетевший из родительского гнезда птенец, он – видный парень, начинающий бизнесмен, в полной мере обеспечивающий мать и сестру. Вполне естественно, что я не смогла устоять перед такой мужественностью – а он был именно мужественен, особенно на фоне моих ровесников. И дело было не в том, что у него был собственный автомобиль и хотя пока что и не обустроенный, но всё же кое-какой офис. Дело было в том, как он вёл себя и как мыслил, какие поступки совершал, каким взглядом смотрел на меня с высоты своего роста и возраста. Поначалу я одергивала себя, но вскоре поняла, что он не шутит и не собирается останавливаться, и тем более отступать. То, что происходило между нами, было очень необычно…
В какой-то момент отец пообещал Геральту отдать меня ему в жены через пять лет, если к тому времени Геральт всё же сможет привести свои дела в порядок и в качестве доказательства продемонстрирует нашей семье свой процветающий бизнес. К концу четвёртого года бизнес Геральта и вправду расцвёл, пусть и на непродолжительный срок, всё же нам этого короткого процветания хватило, чтобы мои родители благословили наш союз. Мне было двадцать два года, а Геральту тридцать два, когда мы наконец стали официальными мужем и женой – неофициально мы всё же не выдержали и впервые переспали за три года до свадьбы. Родители о наших тайных встречах в мотеле за городом, конечно же, ничего не знали. Так почти шестьдесят лет назад я переродилась из мисс Армитидж в миссис Армитидж, потому что Геральт носил фамилию Корнелии, таким образом предпочитая забыть об отце, который в своё время забыл о них.
Свадьба у нас была пышной, гостей было больше сотни – в те времена у нас было много молодых и пышущих здоровьем друзей, готовых веселиться от заката до рассвета. На второй день после свадьбы последовало свадебное путешествие на Капри, во время которого мы перестали предохраняться. Однако зачать сразу не получилось, хотя мы завидно сильно старались. К концу второго бесплодного года я даже начала немного переживать на этот счёт, однако уже в конце третьего года нашего брака у нас родился Шон. Его рождение стало для меня чем-то невероятным – портал в космос, открытие новой вселенной, новая Жизнь…