«Я в Ваши ночные дела не вмешиваюсь», — отрезал Котиков и поставил не то 8, не то 9, — хотя Оранский заслуживал не меньше 10 баллов.
Кроме лекций, мы имели 2 часа в неделю для практических занятий в химической лаборатории. К сожалению, эти занятия тоже не приносили нам пользы, так как были совершенно нерационально организованы. Вместо того, чтобы делать важнейшие реакции по основному курсу неорганической химии с объяснением их значения для усвоения основ химии, нас заставляли делать качественные реакции на металлы первой и второй группы качественного анализа. Пособием служила краткая книжка Бельштейна и Явейна: «Введение в качественный анализ», которая рассказывала, как провести ту или другую реакцию, не давая никакого объяснения их значения. Такая работа, •— без системы и без понимания ее значения, — не вызывала никакого интереса у занимающихся и сводилась к механическим манипуляциям, — на подобие уроков поваренного искусства. Естественно, что у юнкеров не было серьезного отношения к этим занятиям. Преподаватель нам совершенно не помогал. Все было как бы сознательно направлено на то, чтобы убить в нас всякий интерес к химии...
Мне лично в отношении изучения химии год, проведенный в Михайловском Училище, дал в высшей степени мало. Записки, которыми пользовались юнкера (они были составлены ген. Федоровым), были очень кратки и не давали самого главного: теории строения органических соединений. Все их содержание составлял рассказ о важнейших химических реакциях, — без всяких разъяснений, с какой целью они применяются. Все химические уравнения приводились чисто эмпирически, без объяснения строения исходных и получаемых соединений. Все приходилось брать на память. Последняя у меня была великолепной; кроме того, я, вероятно, имел особую способность к химии, а потому умел немного разбираться в том материале, который нам подносили. Поэтому у Котикова я постоянно имел полный балл, и он, после неудачной попытки сбить меня на первой репетиции, стал хорошо относиться ко мне. Среди товарищей я приобрел даже репутацию химика, и они порой подтрунивали надо мною, называя меня «Котиковым». Но я отлично сознавал, как слабы мои познания и как много мне нужно учиться. Уделять больше времени химии я не мог, так как должен был за сравнительно короткое время основательно усвоить большой курс математики. Но именно в это время я принял для себя решение при первой же возможности завести свою собственную небольшую лабораторию для практического изучения химии. Вскоре мне удалось провести в жизнь это решение.
Курс я окончил первым по Строевому Отделению, имея по математике и химии полный балл (12); в аттестационном списке всего выпускного класса мое имя стояло на 11 месте, — что дало мне возможность взять хорошую вакансию: во 2-ю резервную артиллерийскую бригаду, стоянка которой была в г. Серпухове, недалеко от Москвы. Я ценил это, так как мог часто бывать в Москве.
В офицеры я был произведен 7 августа 1887 года, — в день того солнечного затмения, когда Д. И. Менделеев совершил свой знаменитый научный полет на воздушном шаре. При производстве мы получили от казны деньги на обмундирование, прогонные и т. д.; со своей стороны и отец подарил мне некоторую сумму, так как казенных денег для приличного обмундирования
Месяц отпуска, который я имел перед явкой в бригаду, я провел в Москве, где и сделал необходимые закупки. Конечно, все оборудование предназначалось исключительно для качественного анализа: о количественном я не мог и мечтать, так как одни химические весы стоили около 100 рублей.