^ я не мог понять поведения людей умеренно-либерального образа мыслей. Меня в особенности поразил разговор с одним очень видным горным инженером, Пальчинским, который был приглашен А. И. Гучковым в его помощники по управлению Военным Министерством. Мне пришлось познакомиться с Пальчинским в первые дни революции, так как он заменял военного министра в Особом Совещании по Обороне, где я постоянно бывал, как председатель Химического Комитета. Пальчинский сказал мне, что он много слышал о моей деятельности, очень рад со мной познакомиться и надеется, что я принесу еще больше пользы родине в такое ответственное время. «Я полагаю», сказал он, «что Вы передовой человек и будете приветствовать отмену чинопочитания и отдания чести солдатами офицерам». «Нет», был мой ответ, и я стал доказывать ему, что эта мера есть подрыв дисциплины в армии и что с таким лозунгом далеко не уедешь. «Вы не знаете духа военной службы и не можете понять всего вреда, который принесет эта мера для армии. Помяните мое слово, придет время, когда отдание чести и чинопочитание будет восстановлено в той же степени, как это существовало и в царской армии. В особенности надо принять в соображение отсталость нашего народа, и внушение ему вежливости и уважения к знанию надо прививать, а не уничтожать».
Подобные речи в устах царского генерала, хотя и профессора, и академика, тогда не производили никакого впечатления, но с Пальчинским мне много раз приходилось встречаться во время большевиков, и много раз мы вспоминали этот наш разговор. Он убедился, что новая Красная Армия должна была иметь дисциплину еще более строгую, чем при царском режиме (впоследствии в нее были введены офицерские чины и чинопочитание, как это было и ранее).
Не могу не отметить того хорошего впечатления, которое производил на меня Пальчинский за все время нашего знакомства. При симпатичной наружности, он был полон энергии, а его способность красочно и красноречиво выражать свои мысли и убеждения, подкупали в значительной степени его
собеседника. Он обладал ораторским талантом, но должен признать, что он им часто злоупотреблял; в Особом Совещании по Обороне, где надо было говорить кратко, вследствие накопления массы дел, требующих разрешения, он увлекался своим красноречием и говорил без конца. С уходом Гучкова с поста военного министра, Пальчинский удержал свой пост помощника министра, и впоследствии, в коалиционном правительстве Керенского, был одно время министром, хотя не проявлял особой деятельности. Мне еще придется впоследствии говорить о Пальчинском.
После образования Временного Правительства жизнь во всех учреждениях тыла стала мало по малу входить в свое русло. Первое задание Особого Совещания по Обороне началось с того, что все члены Совещания приветствовали М. В. Родзянко, который вынес на своих плечах всю тяжесть первых дней революции и способствовал успокоению и образованию Временного Правительства. Председателем Особого Совещания по Обороне был назначен Пальчинский, товарищ военного министра Гучкова. Последний ни разу не был в Совещании, так как был, главным образом, занят урегулированием взаимоотношений офицеров и солдат, а также чисткой командного состава в армии, главным образом, генералов, командующих дивизиями и корпусами. Деятельности Особого Совещания не была очень интенсивна, так как чувствовалось, что едва ли война будет продолжаться долгое время.
После отречения царя и образования Российской Республики в конце первой недели революции, начальник Главного Арт. Управления ген. А. А. Маниковский собрал в Конференц Зале всех чинов Управления, начиная с писарей и подведомственных учреждений, и обратился к присутствовавшим с речью, продолжавшейся около часа. Обладавший способностью красно говорить, Маниковский не отличался твердостью в убеждениях и мог переменять оные довольно легко, в зависимости от обстоятельств, при которых ему приходилось действовать. Не сдерживаемый никакими преградами, в этой речи он выявил всю свою* беспринципную натуру в самой неприглядной форме и показал себя настоящим демагогом, забывшим полностью то, что он проповедывал своим подчиненным сослуживцам незадолго до начала революции. Главным мотивом его речи была не столько радость, что царь отказался от престола и в нашем отечестве воцарилась республика, сколько желание в самых резких выражениях и в неприличной форме обрисовать личность царя и его супруги. Эта речь была расчитана на покорение сердец писарей, нижних чинов и прикомандированных к Г. А. У. чиновников военного призыва, мало знакомых с тем военным воспитанием, которое получили кадровые офицеры.
Едва ли нашелся бы среди академиков-артиллеристов кто-нибудь другой, кто получили бы столько царских милостей, как Маниковский. Он был счастливым карьеристом, но его карьера создавалась не введением в нашу артиллерию его изобретений, а уменьем, благодаря хорошо подвязанному языку, втереться в доверие начальства и использовать обстановку в свою пользу.