Жизнь охотника за ископаемыми

При первой же попытке снять с костей мясо, зловоние стало таким невыносимым, что я почувствовал себя смертельно плохо. Я набил трубку и попытался подкрепиться курением, но даже и тогда запах оставался попрежнему нестерпимым. Я курил, и меня тошнило весь долгий день, пока я не счистил с костей гнилое мясо; кости я завязал в рогожные мешки и повесил на дерево для просушки. Потом пошел к речке и скоблил и тер свое тело песком с мылом; но отвратительный запах преследовал меня так, что я не смог ни ужинать, ни завтракать на следующее утро. Только за обедом удалось мне плотно и вкусно поесть. Даже и теперь еще, через тридцать лет, если мне говорят «медведь», — я чувствую запах того медведя.

В Кламазе я нанял в помощники человека по имени Джордж Лузли. Я купил двух верховых пони и одного вьючного; получил казенную палатку и прочее снаряжение и припасы из интендантства. Хлеб из нашей муки нам испек военный пекарь; приготовив все нужное, мы отправились на Серебряное озеро, хотя никто решительно не мог дать нам никаких указаний. Я получил от профессора Копа карту округа, изданную министерством… На ней было показано, — как мы увидели впоследствии, ошибочно, — что Лососья река (Спрэг-ривер) вытекает из Серебряного озера. Построенная, правительством дорога на восток пересекает реку Вильямсона казенным мостом и обрывается внезапно в индейском селении на западном берегу. Поэтому мы решили ехать по этой дороге насколько возможно дольше, а потом подняться по реке до ее истоков — до озера.

Добравшись до реки Вильямсона мы нашли там хижину индейца из племени Змеи; он встретил нас — раскрашенный в красный цвет и с повязкой на бедрах — и потребовал пошлину. Но ведь мы платили налоги, как добрые граждане, следовательно, мост был построен отчасти на наши деньги. Поэтому мы отказались платить и проехали по мосту, не заплатив, несмотря на угрозы и брань, которыми нас осыпал сторож.

В тот же вечер мы добрались до Лососьей реки и разбили лагерь неподалеку от большого индейского становища. Дома из неотесанных бревен, построенные правительственными подрядчиками, состояли каждый из единственной комнаты под легкой крышей. Индейцы сорвали доски полов и вместо того, чтобы пользоваться имеющимися очагами и каминами, прорезали дыры в крышах и разводили костер посреди комнаты; вечером они укладывались спать вокруг него, как отцы их делали в своих хижинах или палатках.

На следующее утро, позавтракав кофе с хлебом, мы пустились в путь на север, по берегу Лососьей реки. Случайно нам очень повезло: мы встретили белого человека (первого с того дня, как оставили станцию); мы остановились и начали у него расспрашивать о дороге к Серебряному озеру. Множество индейцев племени Змеи толпилось все время вокруг. Человек этот сказал нам, чтобы мы ехали на север до стоянки овечьих пастухов в долине Сикэн; там нам дадут указания о дальнейшем пути. Мы поблагодарили и доверчиво поехали дальше.

Солнце уже садилось, когда мы въехали в великолепный лес канадских сосен и елей и скоро увидели, что тропинка наша раздваивается. Хорошо протоптанная дорожка поворачивала немного к западу; другой, ведущей как раз на север, очевидно, никто не пользовался с прошлого года: она была засыпана сухими листьями. Мы не знали, что делать, так как человек, которого мы утром встретили, не упомянул об этом разветвлении. Пока мы совещались, послышалось позвякивание колокольчиков вьючной лошади; скоро появился мальчик, который вел пару вьючных пони. Мы посторонились, чтобы пропустить его, и я спросил, куда он едет.

— В долину Сикэн, к овечьему ранчо, — ответил он и тотчас скрылся из глаз, затерявшись среди огромных деревьев. Мы покорно последовали за ним, стараясь не отстать.

Совершенно неожиданно мы въехали в естественный парк, где обрывалась тропинка. Пять индейских хижин стояли в кружок на открытой полянке, и пять здоровых молодцов, раскрашенных по обычаю, в повязках на бедрах, выступили вперед с винчестерами в руках; они сообщили нам, что «белый человек заблудился в лесу» и что они охотно покажут дорогу за два доллара.

— Где этот негодяй-мальчишка? — спросил я.

Но они ухмылялись и твердили: «За два доллара покажем дорогу».

Я привык в затруднительных обстоятельствах браться за курево, так как — с сожалением должен признаться — я много лет был любителем успокоительного зелья. Поэтому я вытащил из седельной сумки пачку душистого «лонджека» и принялся набивать трубку, раздумывая о дальнейшем. Тотчас индейцы столпились вокруг меня, уставив ружейные дула в землю, вытащили свои кожаные кисеты и широко открыли их. Все они протягивали их мне и кричали хором: «Мне табаку! Мне табаку!»