Города в Индии огромные и битком набитые — не протолкнешься. Но стоит выбраться за город, на необжитые просторы, — и за целые дни пути, бывает, ни души не встретишь. Помню, я все гадал: куда же попрятались девятьсот пятьдесят миллионов индийцев?
Вот так же и у него дома.
Рановато я пришел. Только занес ногу над цементной ступенькой крыльца, как навстречу мне из дому выскакивает какой-то парнишка. На нем бейсбольная форма, в руках — бейсбольное снаряжение. Торопится, видно. Но при виде меня застывает от удивления — не ожидал. Оборачивается и кричит в открытую дверь:
— Па-ап! Твой писатель пришел.
И мне, уже на бегу:
— Здрасте!
Его отец выходит на крыльцо: — Доброе утро.
— Это был ваш сын? — спрашиваю я недоверчиво.
— Да. — Он улыбается, довольный. — Жаль, что вы толком не познакомились. Он на тренировку опаздывает. Его зовут Никхил. Но лучше попросту — Ник.
Вот мы уже и в прихожей.
— Не знал, что у вас есть сын, — говорю. И тут раздается лай. Пыхтя и пофыркивая, навстречу мне вылетает собачонка — черно-бурая, беспородная. Прыгает вокруг меня на задних лапах. — Да еще и собака, — добавляю я.
— Она не кусается. Тата, сидеть! Тата хоть бы ухом повела.
— Здрасте! — снова доносится до меня. Звучит не так отрывисто и напористо, как у Ника, а протяжно, немножко в нос, чуть плаксиво: Здра-а-а-а-а-а-а-у-у-у-у-сте, — и на это а-а-а-а-а-а-у-у-у-у я вздрагиваю и оборачиваюсь, будто меня тронули за плечо или дернули за штанину.
За открытой дверью гостиной стоит, прислонившись к дивану и застенчиво глядит на меня смуглая малышка в милом розовом платьице. На руках у нее — рыжий кот. Она держит его под грудь: передние лапы торчат вперед, голова втянута в плечи, а остальное свисает до пола. Висит, как костюм на вешалке, но, похоже, ему это даже нравится.
— А это — ваша дочь, — догадываюсь я.
— Да. Уша. Уша, солнышко мое, ты уверена, что Мокасину так удобно!
Уша отпускает Мокасина. Тот невозмутимо шлепается на пол.
— Здравствуй, Уша, — говорю я.
Она подходит ближе и глядит на меня из-за папиной ноги.
— Ну что ты, детка? — спрашивает он. — Чего ты прячешься?
Она не отвечает — только смотрит на меня с улыбкой и прячет лицо.
— Сколько тебе лет, Уша? — спрашиваю я. Молчание.
Тогда Писин Молитор Патель, всем известный попросту как Пи Патель, наклоняется и подхватывает дочку на руки.
— Ты ведь знаешь, как ответить? А? Тебе четыре годика. Один, два, три, четыре.
С каждой цифрой он легонько нажимает ей на носик указательным пальцем. Малышку это страшно смешит. Она хихикает и утыкается лицом ему в шею.
Кончается эта история очень хорошо.