• общий осмотр плота и шлюпки (тех же узлов и стяжек)
• сбор и разлив по емкостям воды из опреснителей раскладывание по местам съестных припасов и снаряжения приготовления к ночи (устраивание постели, подготовка ракетницы, чтобы была под рукой, если появится корабль, и дождесборника, если пойдет дождь)
• молитвы
Ночь:
• прерывистый сон
• молитвы
По утрам обычно было спокойнее, чем по вечерам, когда время будто останавливалось.
Распорядок дня могло нарушить любое происшествие. Если днем или ночью шел дождь, значит, все другие дела побоку: пока он не переставал, приходилось то придерживать заборники, то разливать собравшуюся воду по разным емкостям. Появление черепахи — еще одно знаменательное событие. Впрочем главным возмутителем спокойствия все-таки был Ричард Паркер. Приглядывать за ним было главной моей заботой — я помнил об этом каждую секунду. Его же главной заботой было только есть, пить да спать — и то иной раз он вдруг пробуждался и начинал метаться вокруг своего закутка, сопя и рыча на все лады, причем с явным неудовольствием. Но хвала солнцу и морю: они живо его усмиряли — он всякий раз забирался под брезент и заваливался на бок или на живот, опуская голову на передние лапы.
Но меня связывала с ним не только насущная необходимость. Я мог часы напролет наблюдать за ним просто так — ради развлечения. Любоваться тигром — всегда удовольствие, а когда остаешься с ним один на один — и подавно.
Первое время я только и делал, что высматривал корабль. Но потом, через месяц-полтора, почти перестал.
А еще я выжил потому, что старался забыть все плохое. История моя, по календарю, началась в один день — 2 июля 1977 года и закончилась в другой — 14 февраля 1978 года, а в промежутке не было никакого календаря. Я не считал ни дни, ни недели, ни месяцы. Время — иллюзия, от которой у человека появляется одышка. И выжил я еще и потому, что напрочь забыл, что оно, собственно, такое — время.
Я помню лишь избранные события, встречи да кое-какие происшествия: это были своего рода вехи — они возникали из океана времени то тут, то там и четко запечатлевались у меня в памяти. Например — запах стреляных ракетных гильз, утренние молитвы, охота на черепах, биологические особенности водорослей. Да кое-что еще. Хотя вряд ли смог бы восстановить все это в строго определенном порядке. Мои воспоминания смешались в одну бесформенную кучу.
Глава 64
Одежда моя от солнца и соли пришла в полную негодность. Сперва она стала тонкая, как марля. После разошлась по швам. А потом разошлись и швы. Несколько месяцев я сидел совершенно голый, с одним свистком на шее — он болтался у меня на шнурке.
От соленой воды кожа пошла безобразными болезненными красными нарывами, которые моряки считают сущей проказой. Там, где они прорывались, кожа делалась особенно чувствительной — и при малейшем прикосновении я вскрикивал от нестерпимой боли. Нарывы, понятно, возникали в тех местах, которые чаще всего намокали и которыми я чаще всего соприкасался с плотом, — то есть на ягодицах. В иные дни я даже с трудом мог где-нибудь примоститься, чтобы отдохнуть. Но время и солнце залечивали раны, хоть и очень медленно, — стоило мне промокнуть, как на коже тут же вскакивал новый нарыв.
Глава 65