Читаем Жизнь по-американски полностью

Бегин говорил мне, что опасается любого изменения баланса сил на Ближнем Востоке. Наши военные эксперты, отвечал я, уверены, что радарные системы АВАКС практически не повлияют на баланс сил. Я еще и еще раз заверил его, что Соединенные Штаты верны своему обязательству обеспечить существование Израиля и никогда не совершат действий, которые ослабили бы его военное превосходство над арабскими странами, но для того, чтобы обеспечить прочный мир на Ближнем Востоке, нам необходимо содействие умеренных арабских режимов. Вечером я записал у себя в дневнике: "Я объяснил ему, как важно для нас привлечь на сторону мира Саудовскую Аравию. Сотрудничество с Израилем не менее полезно для нас, чем для Израиля, и мы не допустим, чтобы возникла угроза его существованию. Бегин не снял своих возражений против продажи радаров, но несколько успокоился. К концу обеда он сказал, что благодарен мне за дружественный прием. По-моему, дело мира на Ближнем Востоке сдвинулось с мертвой точки. Я считаю, что лучший путь к его достижению — через двусторонние договоренности между Израилем и арабскими странами, как это было с Египтом. Поэтому мы и намерены начать с Саудовской Аравии".

Мне казалось, что Бегина убедили мои заверения и что мы расстались друзьями, но вскоре я узнал, что из Белого дома он направился в Капитолий и принялся настраивать конгрессменов против меня, моей администрации и продажи радаров, хотя и обещал мне этого не делать.

Я был против того, чтобы представитель другой страны-любой страны — вмешивался в наш внутренний политический процесс и пытался диктовать нашу внешнюю политику. Через государственный департамент я известил Бегина, что не одобряю его действий и что, если он их не прекратит, наши отношения с Израилем могут сильно пострадать. Я был возмущен тем, что Бегин нарушил данное мне слово. К концу следующего месяца сенат небольшим числом голосов провалил попытки отменить продажу систем АВАКС. Тем самым мы доказали умеренным арабским странам, что вовсе не предубеждены против них. Израиль направил нам ноту, очевидно, продиктованную Бегином, в которой обвинял мою администрацию в антисемитизме и предательстве.

Битва, которая разыгралась в сенате из-за продажи радаров Саудовской Аравии, была, пожалуй, одной из самых трудных за все время моего президентства. У Израиля была могучая поддержка в конгрессе. В течение нескольких недель мне пришлось вести бесконечные переговоры с сенаторами один на один и по телефону. Только голосование по пакету законов о сокращении налогов и правительственных расходов потребовало от меня таких же усилий. В начале месяца нам не хватало в сенате двадцати голосов, а в конечном итоге голоса разделились в нашу пользу: 52 против 48.

Это было первым серьезным испытанием, которое выпало на мою долю в связи с Ближним Востоком.

58

После трагического убийства Анвара Садата в октябре 1981 года будущее Ближнего Востока предстало в еще более мрачном свете. Грозовые тучи, нависшие над Ливаном, сгущались с каждым днем. Вступивший в должность президента Египта вице-президент Хосни Мубарак унаследовал от своего предшественника клубок проблем: серьезные экономические трудности, изоляция Египта от арабского мира, вызванная подписанием соглашения в Кемп-Дэвиде и признанием Израиля, политическая неустойчивость внутри страны, связанная с растущим движением мусульман-фундаменталистов. Мубарак отдавал себе полный отчет, чего стоил Садату избранный им курс. Он сидел рядом с Садатом на трибуне, когда того убили заговорщики. У нас не было никакой уверенности, что он сочтет целесообразным продолжать курс Садата. Мы были готовы к тому, что, как только Египет получит назад Синай, он откажется от кемп-дэвидских договоренностей, вернется в Лигу арабских стран и, может быть, даже восстановит тесные связи с Советским Союзом, которые поддерживал предшественник Садата Гамаль Абдель Насер.

Была и такая вероятность, что Менахем Бегин, который не имел оснований доверять новому руководству Египта и который был сильно обеспокоен ростом военных формирований ООП в Ливане, примет решение отказаться от кемп-дэвидских соглашений и начнет новую войну с арабами.

Почему все эти события, происходившие за тысячи миль от берегов Америки, были небезразличны для американского народа? Во время правления Леонида Брежнева Советский Союз не упускал ни одной возможности расширить свое влияние на Ближнем Востоке и занять место Соединенных Штатов в качестве доминирующей сверхдержавы в этом богатом нефтью и имеющем большое стратегическое значение регионе. В конце XX века любая ошибка или просчет на Ближнем Востоке грозили началом третьей мировой войны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное