Жизнь по-американски

В Женеве мы направились во временную резиденцию "Ля Мэзон де Сосур", красивую виллу на Женевском озере, которую нам предложил принц Карим Ага-Хан и его супруга на время проведения встречи. Вид из окна, выходившего на ухоженные парки виллы, был восхитителен.

На следующий день мы совершили поездку на виллу "Флер д’О", представлявшую собой 24-комнатное здание, где должна была состояться наша первая встреча, затем Нэнси и я прогулялись на берег озера и заглянули в лодочный домик, куда я решил пригласить Горбачева для конфиденциальной беседы. Она согласилась, что это превосходное место для приватной встречи, которую я наметил.

Обычно на встречах в верхах настоящая работа проводится заранее дипломатами и специалистами с обеих сторон, которые, на основании указаний своих начальников, выполняют черновую работу и разрабатывают соглашения, которые должны быть подписаны на встрече, после чего высшие руководители входят и присутствуют при формальной процедуре.

Еще при Брежневе я мечтал о личной встрече с глазу на глаз с советским лидером, так как думал, что мы смогли бы принять решения, которые дипломаты наших стран не имеют возможности принять из-за отсутствия у них соответствующего разрешения. Иными словами, я полагал, что, когда высшие чины переговариваются и беседуют на встрече в верхах, а потом вдвоем выходят рука об руку и говорят: "Мы договорились о том-то", — бюрократы не смеют свести договор на нет. До Горбачева у меня никогда не было возможности опробовать мою идею. Теперь я имел шанс.

Нэнси и я спали неважно, так как ожидали начала встречи, но я не чувствовал себя уставшим. Кровь бурлила в жилах. Мне не терпелось начать. По сути дела, подготовка к встрече началась пятью годами раньше, когда мы начали укреплять нашу экономику, восстанавливать наш национальный дух и перестраивать оборону. Я был готов.

Утром 19 ноября я ждал Горбачева на вилле "Флер д’О". Когда мне сообщили, что его машина прибыла, я поспешил на крыльцо и сделал несколько шагов вниз по лестнице, чтобы поприветствовать его. Он был одет в теплое пальто, на голове шляпа; я — с открытой головой и в костюме. Почему пресса отметила тот факт, что он был укутан, а я нет, — не знаю. Полагаю, это была лишь толика того огромного внимания, которое уделялось встрече, но, как бы то ни было, репортеры, которые вели счет, отдали мне предпочтение в первом раунде встречи на высшем уровне, потому что я выглядел более непринужденно. (Я сделал это непреднамеренно; в следующий раз, когда мы были на улице, я был одет в пальто — мне не хотелось лишний раз выделяться.)

Когда мы кивнули друг другу в первый раз, я вынужден был признать — как это и предсказывали Маргарет Тэтчер и премьер-министр Канады Брайан Малруни, — что в облике Горбачева было что-то притягательное. В его глазах и манерах чувствовалось тепло, а не холодность, граничащая с неприязнью, которую я наблюдал у большинства высших советских руководителей, с которыми до сих пор встречался.

Наше первое заседание планировалось как 15-минутный тет-а-тет, встреча для знакомства. Она продолжалась почти час, и нам удалось растопить лед, затем мы присоединились к пленарному заседанию, где каждого из нас поддерживала команда специалистов и экспертов. Я дал возможность Горбачеву выступить первым, и тот пустился в пространные рассуждения, доказывая, что у американцев нет причин не доверять Советам и что мы не должны ставить предварительных условий к нашей дискуссии. Как Джордж Шульц и предсказывал, Горбачев сказал, что он верит, будто американские производители вооружения являются принципиальным препятствием на пути к миру с американской стороны: они, дескать, наш правящий класс, как он заявил, и это они настраивают наш народ против Советов просто потому, что хотят продать больше оружия. Затем он напустился на "мозговой центр" США, который, по его словам, занимался тем же, и высказал претензии по поводу того, что США объявили об установлении зон своего особого интереса по всему миру и в то же время нападают на СССР за то же самое.

Наконец наступил мой черед, и я провел Горбачева через долгую историю советской агрессии, делая точные ссылки на экспансионистскую политику СССР начиная с 1917 года. Я хотел объяснить, почему свободный мир имел достаточно причин выставить охрану от советского блока. Когда мы прервались на обед, я заверил Горбачева, что он может вновь выступить, чтобы опровергнуть меня, и он воспользовался этим, снова доказывая, что у нас не было причин относиться подозрительно к советским людям — они миролюбивые и славные граждане. Когда наступила моя очередь выступить с опровержением, я привел новые причины нашего скептицизма по отношению к Советам, как, например, нарушение Советами обещания Сталина на конференции в Ялте о том, что после второй мировой войны будут проведены свободные выборы в странах Восточной Европы.