Жизнь по понятиям

Понятно, что автор, желающий выработать, приумножить или сохранить свою добрую репутацию, должен беречь честь смолоду, то есть вести себя осмотрительно, а порою и расчетливо, соразмеряя риски и не позволяя себе высказываний или поступков, которые могут быть интерпретированы как бесчестные, порочащие его имя, ибо от некоторых подозрений – например, в плагиате, в сервильности или, особенно, в антисемитизме – уже невозможно (или почти невозможно) отмыться. Поэтому многие писатели, пускаясь на заработки в сфере коммерческой словесности, так часто прячутся под псевдонимами, страшась вызвать неодобрение либо своей тусовки, либо всего литературного сообщества. И поэтому же, как показал опыт работы над биобиблиографическим словарем-справочником «Новая Россия: Мир литературы» (М., 2003), самой страшной тайной, какую многим литераторам хотелось бы скрыть, явилось указание на их былое членство в КПСС. Рискованными для репутации – по крайней мере, в сфере качественной литературы – по прежнему являются опрометчиво обнаруженная близость к сильным мира сего, сотрудничество с одиозными изданиями (например, с газетами «Завтра», «День литературы», «Советская Россия», с журналами «Наш современник» и «Молодая гвардия»), членство в одиозном Союзе писателей России, попадание в лонг– и шорт-листы таких скандальных литературных премий, как «Национальный бестселлер», или похвальные высказывания о писателях, принадлежащих к иному идеологическому и эстетическому лагерю.

Разумеется, отчасти под воздействием идей политической корректности и, в еще большей степени, благодаря имморализму, воцарившемуся в нашем обществе, к проблеме репутации сейчас относятся снисходительнее, чем когда бы то ни было. В глазах журналистов, распорядителей медийного и издательского рынков, а соответственно и в представлении неквалифицированного читательского большинства успешность того или иного автора как бы снимает вопрос о его репутации. Что же касается высокой культуры, представленной, прежде всего, сообществом людей с безупречной репутацией, то их все чаще, – по словам Дмитрия Быкова, – воспринимают как «что-то вроде совета старейшин, которым все регулярно кланяются, но вслушиваться, что они там лепечут по-своему, охотников нет, тем более что все это и так знают наизусть».

И все же апелляции к репутации того или иного автора до сих пор остаются важным инструментом манипулирования общественным сознанием. Здесь выразительным примером может послужить реакция значительной части читающего сословия на постановку в Большом театре весною 2005 года оперы «Дети Розенталя» на либретто Владимира Сорокина, ибо основанием для сокрушительных нападок явилось отнюдь не качество и не смысловая доминанта текста, а репутация его автора – «порнографа» и «калоеда».

Впрочем, так, видимо, будет всегда, поскольку репутация есть то, что наилучшим образом «конвертируется» в успех, в тиражи и гонорары, в премии и гранты, в признание национальным и международным культурными сообществами. «К какому-то возрасту, может быть, годам к пятидесяти, – говорит Дмитрий Пригов, – кодируется уровень, на котором ты обслуживаешься в этом международном сообществе. Условно говоря, получаешь свою цену».

См. ИМИДЖ В ЛИТЕРАТУРЕ; КОММЕРЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА; ЛИБЕРАЛЬНЫЙ ТЕРРОР В ЛИТЕРАТУРЕ; ПИАР В ЛИТЕРАТУРЕ; ПОЗИЦИОНИРОВАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; РАСКРУТКА В ЛИТЕРАТУРЕ; УСПЕХ В ЛИТЕРАТУРЕ

РОЗАНОВЩИНА

Одна из наиболее влиятельных традиций, а возможно, и самая влиятельная традиция в русской литературе последней трети ХХ века. Что, помимо безусловно высокой личной одаренности автора «Опавших листьев», «Уединенного» и «Мимолетного» («Розанов сейчас – первый русский стилист, писатель с настоящими проблесками гениальности», – говорил о нем Николай Бердяев), было предопределено стяжением в его творческой манере как модернистских, так и постмодернистских начал, которые Розанов предугадал за 70 лет до их открытого проявления в российской художественной культуре.