Жизнь по понятиям

Вот и вышло, что о реставрации Большого стиля грезят у нас самые разные люди. От высоколобых культурологов, для которых такого рода грезы есть не более чем род интеллектуальной провокации, до неквалифицированного читательского большинства, за чистую монету принимающего и давний уже телепроект «Старые песни о главном», и книжный проект «Атлантида», на наших глазах раскручиваемый издательством «Ad Marginem». От поклонников литературы больших идей, понятой как литература пафосная и дидактическая, несущая в себе сильный просветительский и воспитательный заряд, до пропагандистов и заложников идеи имперского реванша.

Люди это, повторимся, очень разные, и в понятие Большого стиля содержание вкладывается тоже различное. Но, сливаясь воедино, именно эти импульсы создают явственный спрос на монументальное искусство с высоким коммуникативным потенциалом, – спрос, который лишь отчасти удовлетворяется Ильей Глазуновым в живописи, Зурабом Церетели в скульптуре и ждет еще своего удовлетворения в литературе, музыке, театре и кинематографе. Причем можно предположить, что наиболее адекватным здесь будет ответ коммерческого искусства, которое, – по словам Дмитрия Ольшанского, – попытается «соединить Большой стиль с легкими жанрами», помня о том, что и Большой стиль, например, в советском кино 1930-1970-х годов был связан, – как говорит Алексей Цветков, – с «массовым уходом от кинематографических открытий Дзиги Вертова и ‹…› Эйзенштейна к абсолютно голливудской методологии создания зрелищного кино и его “звезд”».

Первыми ласточками здесь можно считать «жизнеутверждающие» телесериалы последних лет, а в области литературы – семейные саги, которые, несмотря на свою художественную бесцветность и отсутствие какой бы то ни было поддержки со стороны профессиональных критиков, все увереннее обживаются на верхних позициях в рейтингах книжных продаж. Когда же (если же) в эту сферу придут подлинно талантливые авторы, можно будет рассчитывать и на реанимацию (реинкарнацию) Большого стиля в культурно значимых образцах и формах.

См. АУТИЗМ И КОММУНИКАТИВНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ИМПЕРСКОЕ СОЗНАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ; КОММЕРЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА; ЛИТЕРАТУРА БОЛЬШИХ ИДЕЙ; НЕКВАЛИФИЦИРОВАННОЕ ЧИТАТЕЛЬСКОЕ БОЛЬШИНСТВО

BRAIN-FICTION

О появлении еще и этого экзотического для России субжанра стало известно, когда издательство «Время» выпустило роман Андрея Жвалевского «Мастер сглаза» (2005), герою которого, – по словам Андрея Щербака-Жукова, – стоит только «о чем-то по-настоящему помечтать, подумать о чем-нибудь всерьез и в красках, как все тут же произойдет, как говорится, с точностью до наоборот». Затевая новый проект, издатели ссылаются на опыт Стивена Кинга с романами «Мертвая зона» и «Воспламеняющая взглядом», рассказывающими о людях, которые обладают необычными, а вернее сказать, паранормальными способностями, так что, – еще раз процитируем А. Щербака-Жукова, – «вроде и к фантастике такую литературу не отнесешь, поскольку есть свидетельства очевидцев, и с реалистической она не в ладах, поскольку неопровержимых фактов-то нет».

Не исключено, что этим новым эффектным термином нас обеспокоили напрасно. Как, впрочем, не исключено, что он возьмет да вдруг и приживется, давая возможность критикам и книготорговцам в один ряд выстраивать такие разнокалиберные, но в любом случае не лишенные занимательности произведения, как, например, довольно давние повести Владимира Маканина «Предтеча» (о целителе-чудотворце), Александра Житинского «Снюсь» (о человеке, обладавшем способностью сниться по заказу) или, допустим, роман Сергея Носова «Хозяйка истории», героиня которого в миг оргазма приобретала счастливый (и несчастный) дар предсказывать будущее.

См. ГЕРОЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ; МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА; МИСТИКА В ЛИТЕРАТУРЕ

БРЕНД В ЛИТЕРАТУРЕ

от англ. brand – торговая марка.