Жизнь под чужим солнцем

И надо же было случиться такому, что в двадцать два года Алина по большой влюбленности выскочила замуж за самого обычного служащего из какой-то маленькой, невзрачной конторы. За клерка, как называла его Лидия Валерьевна. Это был удар для матери, которая растила Алину вовсе не для того, чтобы ее дочь ждала судьба серого большинства. Нет, Алина должна была выйти замуж удачно — то есть так, чтобы обеспечить матери безбедную старость, ибо на мужа Винницкая-старшая надеяться не могла. В идеале супруг должен был увезти Алину за границу, чтобы чуть позже Лидия Валерьевна имела возможность приехать к дочери в какую-нибудь тихую европейскую страну с мягким климатом и низким уровнем преступности.

И что вместо этого?! Мальчик из провинциального городка, из провинциальной семьи и с провинциальными замашками! Никаких перспектив на зарабатывание больших денег, поскольку нет связей. К тому же у него имелось в наличии всего два костюма — один выходной, второй повседневный, а подобное, с точки зрения Лидии Валерьевны, ставило крест на любом мужчине.

Алина была влюблена в мужа, очень влюблена, что не мешало ей трезво оценивать его достоинства и недостатки. Она понимала, что над супругом еще работать и работать. Постепенно у клерка появился третий костюм, за ним четвертый. Да не купленный в магазине, а пошитый на заказ. Он приучился складывать носки в отдельный короб, а не в общую корзину для белья. Застольный этикет дался ему на удивление легко — через каких-то пару месяцев после свадьбы он мог бы есть устриц как заправский аристократ, поскольку Алина научила его и этому. Ее не смущало, что устрицы в их жизни появлялись только на картинках — зато ее супруг верно приближался к людям первого сорта, которые это все умеют и делают непринужденно и с легкостью.

Однако после устриц дело застопорилось. Клерк отказывался смотреть фильмы Феллини, которые должны были знать все образованные люди, потому что ему не нравился Феллини. Алина пыталась объяснить, что это не имеет значения, что есть вещи, которых стыдно не знать, поскольку незнание их делает его человеком второго сорта, но клерк оказался неожиданно несговорчивым в данном вопросе. Он по десять раз перечитывал «Мастера и Маргариту», хохоча над тем, что совершенно не казалось Алине смешным, но не хотел читать ни Чехова, ни Достоевского.

— Алин, я их не люблю, — оправдывался он. — И вообще, устал ужасно на работе. Я Достоевского еще по школе помню — муть страшная, для мозгов вредная.

Он наотрез не хотел идти на выставку «Нового фотографического искусства» и ей подобные, на которых обязательно нужно было быть Алине, чтобы потом обсуждать их с мамиными знакомыми. Зато бесцельно шатался по ближайшему лесопарку. Смысл «Черного квадрата» Малевича оставался для него совершенно неясным, а когда Алина рассказала ему существующие на сей счет теории, он обозвал их мозготрахательными. Причем при Алининой маме!

Они развелись спустя три года, когда Алина окончательно поняла, что не сделает из мужа ровню себе. Она устала от постоянных скандалов, которыми изматывала ее мама, устала от сопротивления супруга, не желавшего меняться в лучшую сторону. Алина применила по отношению к нему все средства, какие могла, — даже не разговаривала пару месяцев после очередной ссоры, надеясь, что муж поумнеет и начнет считаться с ее мнением. Ничего не помогло.

Она пришла в себя после развода и решила: больше никаких браков по любви! Только по расчету. По грамотному, правильному расчету. Вот тогда будет счастье и ей, и маме.

* * *

После обеда Даша не пошла на море, а осталась вместе с Алиной загорать у бассейна и общаться с Никитой, Борисом и Аллой. Она сама не могла бы объяснить причину своего поступка, потому что лежать у бассейна с совершенно неинтересными ей людьми и купаться в хлорированной воде не хотелось, а хотелось смотреть на синие волны и шевелить пальцами в горячем песке.

Но она осталась.

И вот уже битый час слушала разглагольствования Бориса о его роли в бизнесе. Хотя бизнес был не его, а Никиты, рассказывал о нем именно Борис: важно, с многочисленными подробностями и многократно повторяемым сочным местоимением «я». В конце концов в середине его захватывающего рассказа о том, как он «правильно принес что-то нужным людям», Даша не выдержала, извинилась и поднялась, чтобы искупаться, хотя купаться ее совершенно не тянуло.

— Борька, наши дамы уже заскучали, — усмехнулся Никита, бросая взгляд на Алину, растянувшуюся не на лежаке, а на полотенце, — давай сменим тему и начнем хоть анекдоты травить, что ли.

— Перестань, Никит! Вот мне так даже очень интересно. Да и мы всего каких-то два часа слушаем, — неожиданно произнесла нараспев Алла и, протянув холеную руку, потрепала его по волнистым темным волосам.

Жест показался Даше настолько интимным, что она опустила глаза, а когда подняла, все было по-прежнему. Никита, улыбаясь, глядел на Алину, Алла прикрыла глаза, и только Борис обиженно молчал, пытаясь, видимо, выудить из памяти наименее неприличный анекдот.