Жизнь под чужим солнцем

— Знаешь что, — набычился он. — Ты мне тут не указывай, что я должен делать, а что нет. Со своей женой и квартирой я как-нибудь сам разберусь, понял? Если будет разговор по делу, тогда вызовешь.

Он повернулся и вышел из кабинета, весь красный от ярости. Ишь ты, бабки он ему отстегивает! Получается, что Никита кинул пачку купюр — и сидит, ничего не делает, а ему, Борису, пахать на переезд. Нет уж, не дождетесь!

Никита вызвал его к себе ровно через час. Борис думал, что речь опять пойдет о квартире, и приготовился послать брата всерьез и надолго. Но Никита разложил перед ним какие-то листы со схемами.

— Я проанализировал работу твоего отдела за последний месяц, — сухо пояснил Никита, водя ручкой по схеме. — Эти две новые линии мы запустили, а «Чебурашку» сняли пока с производства, хотя только начали его вводить. Помнишь, почему?

Борис угрюмо молчал. Провал с «Чебурашкой» был отчасти на его совести, потому что именно он уверил Никиту в том, что маленькие складные кровати будут покупаться, как горячие пирожки, и даже привел в обоснование какие-то собственные исследования рынка. Но «Чебурашки» лежали в магазинах невостребованные, потому что точно такие же кроватки, только в два раза дешевле, поставлял их крупнейший конкурент, здоровенный мебельный завод. Покупателям было все равно, насколько качественная древесина шла на изготовление кроваток, — они предпочитали выиграть в цене, и выигрывали.

— Вижу, что помнишь, — кивнул Никита. — Так вот, поскольку с «Чебурашкой» твой личный просчет, премия тебе за месяц не выплачивается.

Борис посмотрел на брата, не веря своим ушам. Каждый специалист в их фирме сидел на маленьком окладе и большой премии, и еще не было случая, чтобы премию не выплатили. Премией-то она называлась только потому, что так было нужно для бухгалтерского отчета, но на самом деле являлась частью зарплаты. И вот ее — весьма ощутимой суммы! — Никита собирался его лишить.

— Ты охренел? — выдохнул Борис. — С какой стати?

— Я тебе показал, с какой, — прошипел Никита. — А будешь так со мной разговаривать — уволю к чертовой матери, и иди работай в своем сраном институте. Инициативу вздумал проявлять? Порулить процессом захотел? Проявляй ее в другом месте, где она больше пригодится. Вот тогда я еще подумаю насчет твоей премии. Проваливай с глаз моих, к такой-то матери!

Борис вылетел из кабинета как ошпаренный, а потом долго и нервно глотал горячий чай в буфете, заедая его безвкусным творожным пирогом. Они с Аллой переехали в новую квартиру через три месяца.

Но Борис не простил переезда ни жене, ни брату. В новом доме, к его большому удовольствию, у них оказались очень шумные соседи, и он не упускал случая подколоть Аллу. Когда та ворочалась в постели, затыкая уши от громкой музыки, долбившей из квартиры с отвязными подростками, Борис нарочито громко похрапывал, выводя Аллу из себя. На заливистый лай собак под окнами Борис реагировал замечанием: «А вот в бабушкином дворе только один кот был, да и тот столетний». Даже включающаяся сигнализация автомашин, звуков которой хватало и в их прежней квартире, заставляла его многозначительно возводить глаза к небу и тяжело вздыхать, всем видом показывая, как хорошо было раньше и как плохо стало сейчас.

Но квартирой дело не закончилось.

Незаметно у них вошло в привычку, что Алла перед любым важным решением советуется не с ним, а с Никитой, а потом уже ставит мужа в известность. Она тратила на себя невероятные, по мнению Бориса, деньги, но когда он попытался урезать ежемесячно выдаваемую жене сумму, Никита ткнул его носом в очередную ошибку, грозящую лишением премии. Борис заскрипел зубами, но согласился спонсировать новую Аллину блажь в виде каких-то необычных процедур, после которых жена должна была помолодеть на пару лет. В результате он все-таки оказался в выигрыше, потому что Никита нежданно-негаданно повысил ему оклад, да и Алла осталась довольна — не могла спокойно пройти мимо зеркала, обязательно посматривала на себя, и на губах мелькала загадочная усмешка. А на шее супруги по-прежнему поблескивал опал, словно отражающий блеск ее глаз.

Когда Никита случайно проговорился, за какие деньги он купил драгоценность, Борис мысленно ахнул. Стоимость, конечно, была не запредельной, но в его представлении отдать столько за паршивую побрякушку мог только ненормальный. Или очень богатый, бездумно швыряющий деньги направо и налево. В общем, как раз такой, как Никита. Иногда по вечерам, поглядывая на опал, который Алла клала на полочку трюмо возле кровати, Борис представлял себе, что бы он купил, окажись у него на руках такая сумма, и каждый раз решал, что поставил бы половину на какую-нибудь многообещающую лошадь на скачках (на ипподроме он никогда не играл, но ему казалось, что он непременно должен выиграть), а другую половину потратил бы на всякие мелкие удовольствия, вроде посещения ресторанов и казино. А самое главное — ни копейки не дал бы жене, и так высасывающей из него бабки каждый месяц.