Жизнь – Подвиг Николая Островского

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди.
Навеки умолкли весёлые хлопцы

,В живых я остался один.

Орлёнок, орлёнок, блесни опереньем

,Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.

Орлёнок, орлёнок, гремучей гранатой

От сопки врагов отмело.
Меня называли орлёнком в отряде,
Враги называли орлом.

Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ

,Ты видишь, что я уцелел.
Лети на станицу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел.

Орлёнок, орлёнок, товарищ крылатый

,Бурятские степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята
И жизнь возвратится ко мне.
Орлёнок, орлёнок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.

…Работая над романом, Николай Островский не только не выключал себя из партийной и общественной жизни страны, а, напротив, был активным её участником, всеми своими думами воедино связанным с ней. У его постели проходили собрания партийной группы, в которой он состоял; у него часто собирался комсомольский актив; он являлся делегатом комсомольских съездов и конференций, писал статьи в различные газеты и журналы. Он вел переписку со своими многочисленными корреспондентами.

Он работал так интенсивно, что Сочинскому горкому партии пришлось вмешаться и своим авторитетом подкрепить предписание врачей о необходимости строгого соблюдения режима труда и отдыха. 16 мая 1936 года бюро Сочинского горкома партии слушало творческий отчет коммуниста-писателя Николая Алексеевича Островского. Речь шла о пройденном творческом пути, о сделанном в прошлом, о настоящей и будущей работе. «Хотя врачи и думают, что я скоро уйду в бессрочный отпуск, – говорил Николай Алексеевич, – но они и пять лет назад твердили то же самое, а Островский не только прожил эти пять лет, но и ещё собирается прожить не меньше трех лет… Не учли качество материала… Я получаю сотни писем от комсомольских организаций страны с призывом к борьбе. Эти письма зажигают меня.

Тогда я считаю преступлением прожить бездеятельно хотя бы один день. Мой рабочий день: десять-двенадцать часов в сутки. Я должен спешить жить».

Бюро Сочинского горкома партии, озабоченное перегрузкой Островского, обязало его работать не больше восьми часов в сутки и непременно использовать предоставленный отпуск. Этот пункт постановления Николай Островский не выполнил, ибо, как он не раз говорил, одни лечатся отдыхом, другие – трудом. И он продолжал самозабвенно трудиться.

Николай Островский был делегатом IX съезда комсомола Украины и выступил с речью по радио перед его участниками. От комсомола Украины Николай Островский был избран на X съезд ВЛКСМ, готовился к выступлению по радио перед его делегатами, но тяжелейший приступ болезни лишил его этой возможности. Он слушал по радио все выступления на съезде, слышал, какой бурей аплодисментов было встречено его имя. Любовь молодежи согревало его сердце: «Я никогда не думал, что жизнь принесет мне такое огромное счастье, – взволнованно говорил он. – Жуткая трагедия разгромлена, уничтожена, и вся моя жизнь заполнена радостью творчества. И кто знает, когда я был счастливее, – юношей с цветущим здоровьем или сейчас?»

Источником безграничного мужества Николая Островского была его жизнедеятельность, жизнеактивность: он жил вместе со своей растущей, набирающей сил страной – первой в мире страной социализма, растворяясь в ее грандиозных созидательных делах, и в этом было его счастье, «благородное счастье человека, для которого все личное не вечно», – как писал о нем Ромен Роллан.

Николай Островский лежал на высокой постели, напоминая скорее бойца на привале, нежели тяжелобольного. Незрячие глаза его сверкали. Над его постелью висел шлем, клинок, и казалось, что вот-вот он поднимется, лихо вскочит на коня, скомандует «шашки на голо!» и понесется навстречу бою. «По совести сказать, очень хочется побить рекорд долголетия. Ведь чертовски хороша жизнь в нашей стране!» – говорил Николай Островский.

Поэт Сергей Васильев замечательно и правдиво сказал о Николае Островском: