Жизнь – Подвиг Николая Островского

С.Трегуб рассказывает в своих воспоминаниях: «Общее мнение свелось к тому, что автор одержал новую победу. Я следил за лицом Островского. Он живо реагировал на каждую речь. Порой откликался короткими репликами…» (Воспоминания о Николае Островском. Составители И.Кирюшкин и Р.Островская. М., «Молодая гвардия», 1974, стр. 363–364).

В заключение Николай Островский сказал: «Если бы сегодня было доказано, что книга не удалась, то результатом этого могло бы быть одно: завтра утром я с яростью начал бы работу заново. Это не фраза, не красивый жест, потому что жизнь без борьбы для меня не существует. На кой черт она мне сдалась, если только жить для того, чтобы существовать. Жизнь – это борьба».

Николай Алексеевич пообещал через месяц представить Центральному Комитету комсомола готовую для печати первую часть «Рожденных бурей». Слово и на этот раз не разошлось с делом. Обсуждение «Рожденных бурей» проходило 15 ноября 1936 года, а на 15 декабря Николай Островский наметил срок окончания работы над романом.

…В ноябре состоялась долгожданная встреча Николая Островского с Михаилом Шолоховым, посетившим его со своей семьей на московской квартире. Этой встречи Островский ждал, как праздника. Об этом говорит длительная переписка его с Михаилом Александровичем, получившая отражение в недавно изданной «Шолоховской энциклопедии».

В ноябре 1935 года Островский послал Шолохову роман «Как закалялась сталь» с дарственной надписью: «Товарищу Мише Шолохову, моему любимому писателю. Крепко жму Ваши руки и желаю большой удачи в работе над четвертой книгой «Тихого Дона». Искренне хочу победы. Пусть вырастут и завладеют нашими сердцами казаки-большевики. Развенчайте, лишите романтики тех своих героев, кто залил кровью рабочих степи тихого Дона».

В июле 1936 года Михаил Шолохов переслал Николаю Островскому в Сочи первый том «Тихого Дона» с дарственной надписью и письмом. В нем говорилось: «Книгу получил. Спасибо. Прости за долгое молчание. Думал побывать в Сочи, увидеть тебя, поговорить, но так и не пришлось… Прими мой горячий дружеский привет. Крепко жму руку. Желаю тебе бодрости, здоровья, успехов в работе».

14 августа того же года Михаил Шолохов, отвечая на не дошедшее до нас письмо Николая Островского писал: «Спасибо за письмо, за доброе отношение ко мне. В Сочи непременно приеду, как только разделаюсь с окаянной книгой…

Свояченица Лидия – со свойственным всем девушкам легкомыслием, целыми днями трещит о тебе, рассказывает без конца и края. Приходит и вместо «здравствуй» начинает: «А вот Николай Алексеевич» и т. д. И пошла, как из «максима» поливать, да длинными очередями, да часа на два. Ужас, что творится в нашем тихом доме! Должен Вам сказать, товарищ бригадный комиссар, что Вы и лежа на постели, разите беззащитных девушек, неудобно это, и я не я буду, если не шепну Вашей жене при встрече кое-что!

Крепко обнимаю тебя, дорогой Николай, и желаю всего доброго. До скорого, надеюсь, свидания. Мой сердечный привет твоей маме и всем твоим близким».

В свою очередь Николай Островский отвечал Шолохову в том же шутливом тоне: «Сегодня кончил свою окаянную. Отдохну маленько, напишу… На счет «беззащитных девушек» ты это весьма несправедливо. Поскольку мне известно из «достоверных источников», эта твоя «беззащитная девушка» отчаянно царапается, и одному здоровенному дяде от нее не поздоровилось. Как видишь, о беззащитности нельзя говорить. Сам знаешь, казачки – народ опасный и далеко не спокойный. Тебе ли, знающему их сердца, говорить о беззащитности их? Тут дай Бог самому унести ноги».

В том же письме Николай Островский писал о желании встретиться: «Помни, Миша, что я ненадежный насчет многолетней жизни парень. Если ты хочешь пожать мне руку, то приезжай, не откладывая на будущий год».

Николай Островский обращался к Шолохову с просьбой дать критическую оценку рукописи первого тома романа «Рожденные бурей»: «Знаешь, Миша, ищу честного товарища, который бы покрыл прямо в лицо… Вот, Миша, ты и возьми рукопись в переплет.»

1 сентября 1936 года Николай Островский отправил Шолохову телеграмму: «Дорогой Михаил, когда тебя ждать в Москве. Привет всем».

В письме от 2 октября Михаил Шолохов писал: «С негодованием отметаю, как говорится, разговоры о твоей недолговечности и всем сердцем желаю тебе жить до старости, не старея.

В Сочи я, пожалуй, не приеду. А вот в Москве встретимся всенепременно! В конце этого месяца я тоже махну туда на неделю-другую, и тогда и повидимся, и поговорим, и «Рожденные бурей» там же прочту. А сейчас не могу приехать.

За этот месяц надо поработать до горького пота. Если не закончу «Тихий Дон», – брехуном прослыву на весь белый свет, а перспектива эта мне не улыбается. Ездил в Москву, слезно просил освободить меня от поездки на антивоенный конгресс, ЦК надо мною сжалился, и вот я снова за столом, допоздна «перекрываю нормы», а наутро прочитаю и за голову хватаюсь… Сии писательские чувства тебе самому известны, а потому и расписывать их нечего».