Жизнь после: «Империал-Рояль»

Крепость Сарагона Мальтийского представляла нечто странное и страшное. Вся былая роскошь, помпезность и суровая выдержка испарилась вместе с величием и мощью древнего строения. Теперь это лишь руины, что только напоминают о могущественных былых чертах Крепости.

Внешний двор распахало ракетными и корабельными залпами, обратившими некогда древнюю плиточную кладку в груды оплавленного расколотого камня. Да, теперь весь двор стал похож на прифронтовую линию, нежели на произведение неоготического зодчества.

Стены Крепости снесло огненным шквалом. Выстояв множественные шторма и бури, пережив разврат, похоть и разрушение Великой Европейской Ночи, не смогли прожить несколько часов привнесения «истинной праведности Рейха на грешную землю». Те, кто с молитвой на устах и верой в сердце клялись сохранить древнее искусство, похожее на архитектуру Империи, разрушали её с особым энтузиазмом. И теперь практически на каждом участке длинной стены валялись кучи древних кирпичей.

Фонтан во внешнем дворе стал кучей мраморных развалин, а мальтийский крест, на котором его возвели, стал выжженным куском земли. И вновь древнее искусство обратилось лишь в пыль на могиле истории и былых времён.

Многие постройки теперь зияли дырами и обрушившимися кусками. Части стен, окна и крыши теперь валялись у подножья построек. Меньше всего в вихре безжалостной войны пострадала Великая Библиотека.

Сад теперь стал пеплом, сгинув в шторме огня и праведности. Старый, очень старый сад, высаженный ещё самим Сарагоном Мальтийским стал ничем иным, как сажей, которую разметало по острову. Прекрасные деревья, пышущие насыщенной листвой, роскошные кусты, принявшие десятки причудливых образов, изысканные цветы, от которых исходил невообразимый аромат,… теперь всего этого просто нет, оно сгинуло в жарком огне. Лавочки обернулись в груды металлолома, а дорожки, выложенные прекрасным камнем, разметало на все стороны. Нет, теперь это не сад и даже близко на него не похоже. Всё что могло напомнить о саде – сгоревшие деревья, стоявшие подобно мертвецам. От одного вида обугленного ствола сжималось сердце, и стыла кровь. Сама душа начинала протестовать против того, что такая красота сгинула в небытие.

Всё стало полем боя в Крепости Сарагона. Ничто не смогло укрыться от тяжёлой руки войны и даже те, кто не держал оружия в руках, во внешнем дворе встали плечом к плечу с гвардией Данте, оросив раскалённый камень и разорванную землю собственной кровью.

Замок Сарагона Мальтийского пострадал намного меньше, ибо по нему практически не стреляли. Архиканцлер возжелал архаичный замок оставить для себя и повелел его не брать на прицел. Стены, крыша и внутренний двор – всё осталось в полном порядке, на милость Архиканцлера…

Но вот внутри царил полный бардак. Ассасины Императора поработали на славу, устроив самую настоящую бойню. Комната за комнатой, коридор за коридором, но они прошлись так, чтобы истребить всякое сопротивление для самих себя.

Ассасины устроили охоту за Данте и поплатились за это. Теперь их тела отправились спец. грузом обратно домой.

Но никто и ничто не нанесло такого урона, как предательство. Сам Замок находился в шаге от того, чтобы пасть в руки отступников, находился на грани острия «клинка судьбы».

Данте много размышлял о том, что могло стать причиной для предательства. Всё же он нашёл одну причину – тлетворное влияние агентов Архиканцлера. Вброшенные при переходе к Анафи они воплотились, как яд в крови. Медленно, но верно они отравляли светлые умы других бойцов, убеждая их в праведности мыслей и действий Архиканцлера. День за днём слова заговорщиков подбирали ключи к сердцам и умам своих собратьев. А те, кто отворачивались от ядовитых речей, но и не смели доложить командирам, из-за чести и уз братства.

Так всё привело к фатальному исходу. Одурманенные братья поверили лживым речам засланных провокаторов, и пошли на верное смерть, сорвав со своих душ все знаки верности ордену Лампаду. Отравленные бредом и сумасшествием они над своими головами подняли совершенно иной стяг.

Для заражённых лживыми идеями братьев теперь было только одно лекарство. Несколько грамм свинца навечно отправляли в небытие тех, кто отвернулся от чести и верности. Для предателей было только одно наказание. Оно исполнилось в скоротечности, воплотившись в быстрые приговоры трибунала ордена и ещё более моментальные расстрелы.

Когда с предателями было покончено, Данте взялся за реформирование того, что ещё можно назвать орденом. Пять сотен человек, пять рот в строю, не считая обслуживающий персонал. Все высшие командиры выжили, но командовать им теперь нечем. Тысячи сменились на сотни, и управлять сотнями дело капитанов, а не лорд-командиров, которые не могли разобраться даже где, чья и на каком куске острова юрисдикция. Система готова была дать сбой.

Старые звания и системы моментально сбрасывались в бездну, а на смену им пришли совершенно новые, ставшие отражением изначальности. Порядок после такой бури понадобилось наводить даже в войсках.