– Ты права, но столь красные губы… Этот цвет – древний символ коммунистов, и самой коммунистической веры. Конечно, будь у тебя другой оттенок, то мы бы и прошли мимо, но столь насыщенный и яркий, этот цвет может породить ностальгию к коммунизму. А пресечение антигосударственных посылов – наша юрисдикция.
После этих слов, тут же послышался звук передёргивающихся затворов на винтовках и в самом воздухе завитало напряжение от готовящегося акта «правосудия».
Но внезапно вся фантасмагория фанатизма оборвалась от возгласов пяти полицейских, облачённых в серые шинели.
– Имением Автократорства – прекратить. – Приказал один из полицейских.
Тут же к нему развернулись «монахи», лица которых покраснели от налившейся крови, в глазах вздулись сосуды, и послышался голос, преисполненный ревностной и фанатичной злобы:
– Страж порядка, ты смеешь нам перечить в деле свершения правосудия?
– По закону, ты обязан передать эту девушку мне, а не свершать над ней самосуд. Нам надоело убирать за вами горы трупов.
– Мы есть рука правосудия. – Прозвучал протест сторонников Веры в Государство.
– Нет, – поучительно начал полицейский. – Это мы длань правосудия, ибо так хотя бы написано в законах. – И повернувшись к обескураженной женщине, уже утвердительно, с нотками ультимативизма продолжил. – А теперь мы заберём эту гражданку для проведения допроса.
Конец спектакля настал. Девушка, продолжая находиться в прострации, была заключена под стражу полиции и уведена от объятых «праведным» гневом культистов Государства.
Человек в сером, уделив чуточку внимания этому представлению, продолжил свой путь, желая как можно скорее быстрее уйти с улиц, где так сильно неутомимое и неусыпное «Око Императора», следящее за каждым человеком, что находится в его владении.
Неприметный гражданин на всём ходу устремился в так называемые «новые районы» города, ставшие самой настоящей бетонной тайгой. Но до них оставалось примерно несколько сот метров, а на его пути было несколько служащих Управления по Надзору за Гражданской Активностью. Этим людям было поручено подгонять граждан на улице, чтобы всё выглядело, будто народ занят и заинтересован в собственной жизни и участии в общественных процессах.
Полный абсурд, но такова была воля нового управляющего государством, ибо он считал, что «необходимо людям радоваться тому, что они живут в таком прекрасном государстве и не предаваться унынию на улицах и впадать в апатию в публичных местах, ибо это есть акт морального разложения».
Неприметный гражданин, пока шёл по городу, всматривался в каждый аспект того мира, который его окружал. И помимо культистского и чиновничьего наплыва в городе было ещё тысячи священников, которые прилюдно молились «во имя и славу нового правителя». Они могли наспех сооружать маленькие святилища или проводить целые мессы у монументов-храмов. И каждого представителя церкви окружали десятки министрантов, что служили и помогали во всём священникам в их нелёгком молебном труде.
И все улицы города, кроме подворотен, превратились в один большой и бесконечный храм, в котором ждёт кара всех несогласных с новой верой, старого типа, и наистрожайшим образом соблюдается ультраконсервативная мораль, а всё это подаётся под маской «великого идеала».
Всё-таки гражданин дошёл до нужного места. За его спиной остались старые кварталы, собранные из прекрасных домиков и предстали ввысоке и монументальные строения, образующие бетонный лес, от которых, кроме ощущения безнадёжности бытия, исходил так же и жуткий холод.
Человек в сером зашёл в пространство между этими домами и подошёл к тому месту, что располагалось рядом с главным входом. Рядом с ним под дом уходила лестница, в конце которой тоже была массивная и чугунная дверь, закрываемая лишь амбарным замком, которого не было…
Гражданин, спустившись по лестнице, подошёл к двери и простучал своей тростью специальный код, схожий с шифрованием азбуки Морзе. В эту же секунду послышался вопрос из-за двери:
– Рассвет придёт.
– Сменяя закат, отбросит мрак. – Ответил мужчина.
Дверь тут же открылась, как и истина содержимого того места, что называют подвалом дома.
Человек в сером костюме аккуратно ступил вовнутрь и ощутил, что внутри было прохладно и даже в чём-то сыро. Всё помещение освещали светодиодные лампы, которые покрывали всё пространство холодным и даже режущим глаз свечением.
Повсюду были те, кого звали «экономически несамостоятельными» – нищие и бомжи, которых а Автократорстве практически не оставалось, ибо каждого подобного государство пыталась пристроить. Но в таких огромных городах, как Милан подобные люди продолжали присутствовать.
В этом помещении они располагались буквально повсюду: на старых диванах, креслах у телевизоров, в кучах всякого хлама. В общем, заполняли собою пространство. Но не каждый мог заметить, что у всякого «нищего» в этом подвале странно оттопыривают карманы.