Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]

Я даю вам совет, потому что вижу по вашему собственному отчету, что он выполним: поскольку вы продали Никулино — вы можете продать и остальные земли. Но прежде всего, любезный Димитрий, не поймите превратно размышления, которыми я заканчиваю свои советы: я хорошо знаю, что вы живете в трудах и беспокойстве с единственным и благородным желанием прийти на помощь братьям и сестрам и что, несмотря на это, вам не удается достигнуть благоприятных результатов. Боюсь, что все это происходит от неправильно понятых стараний ведения дел.

Я не хочу брать в качестве примера того, что можно видеть на землях, купленных Жаном. Он мне двадцать раз рассказывал, что его имение приносит ему тридцать с чем-то тысяч рублей дохода в год! Это увеличение 100 на 100 — я видел эту цифру в письмах, адресованных Катрин в период этой продажи (тогда как эта земля давала только от 12 до 15 тысяч рублей, когда она была в ваших руках), — может быть только следствием хорошего управления. Но я ставлю себя на ваше место и утверждаю, что с самым наилучшим усердием в мире почти невозможно успешно заниматься своими имениями и одновременно иметь на ходу такое предприятие, как ваше.

Не могу не возвратиться опять к тому же вопросу: полное прекращение вами присылки денег. Если бы это было вам фактически невозможно, я бы не настаивал, но ваш отчет доказывает мне обратное. Я вижу в статье „обязательные расходы“ 10 000 рублей для моего отца (Луи Геккерна. — Авт.), нет ничего более справедливого, затем в статье „содержание отдельным лицам — 27 500 рублей“ значитесь вы, ваши два брата и Александрина, среди вас должна быть распределена эта сумма, но самая простая справедливость требовала бы, чтобы она была разделена на 5 частей, а не на 4, тогда Катрин имела бы хоть что-нибудь, потому что, поймите бога ради, у нас будет четверо детей, а у вашей сестры даже не на что купить себе шпилек! А так как я прекрасно знаю, что вы слишком справедливы, чтобы не понимать, насколько обоснованы мои требования, я вам предлагаю соглашение, которое могло бы устроить всех. Что мешало бы вам, например, в обмен на официальную бумагу от вашей сестры, по которой она бы отказывалась от отцовского наследства, признать за нею сумму в …[151] как спорную между вами, а затем включить ее в число ваших кредиторов. В случае, если для доведения этого дела до конца нам понадобился бы представитель в России, князь Лев Кочубей, с которым я остался в дружеских отношениях, взялся бы, я в этом уверен, вести с вами переговоры. Таким образом, вы обеспечите будущее Катрин, что в настоящее время я не могу ей гарантировать, я не имею даже возможности сделать в ее пользу завещание, не имея еще ничего положительного, лично мне принадлежащего. Мой отец (Дантес-старший. — Авт.), слава богу, здоров, он мне предоставляет только квартиру и стол; Барон, будучи в отношении нас неизменно щедрым, — остается хозяином капитала, так что, если меня не станет, что, надеюсь, не случится, но что возможно, Катрин будет всецело зависеть от опекунов моих детей.

Я кончаю, любезный Димитрий, умоляя вас принять во внимание мои требования и прочесть мое письмо с тем же расположением, какое диктовало мне его, то есть с твердым желанием примирить все интересы, не нанося никому ущерба.

Прошу вас засвидетельствовать мое почтение вашей жене, а вас — принять выражение моих самых сердечных чувств.

Б. Ж. де Геккерн»^{792}.

|

18 июля 1843 года

Наталья Ивановна Гончарова — старшему сыну из Яропольца.

«Дорогой Дмитрий!

Я только что получила письмо от Кати, а в нем вложено письмо ее мужа в ответ на отчет, что ты поручил мне им переслать. Он там очень много говорит об их положении, и в то же время дает тебе советы какие меры следует принять, чтобы расплатиться и удовлетворить их требования. Продать земли легко; я понимаю, что для Кати было бы хорошо иметь какой-нибудь свой капитал, но в конце концов, надо учитывать благосостояние всех, а в этом случае, я полагаю, другие члены семьи от этого пострадали бы. <…> Каждый считает себя вправе жаловаться и не желает разделить с тобой тяжесть ведения дел, каждый старается иметь верный доход, вещь очень приятная, но, к несчастью, провидению не было угодно нам ее даровать, следственно надо покориться и трудиться сообща, чтобы не запутывать дела все больше и больше, требуя невозможного»^{793}.

Надо полагать, что именно в этот период, период обострившихся отношений семьи Гончаровых с домом Дантесов, Екатерина Николаевна, желая как-то сгладить возникшую напряженность, шлет матери акварельный портрет работы художника Леопольда Фишера, на котором изображены ее дочери: три малолетние девочки в одинаковых белых платьицах. (Портрет сохранился до наших дней.)

В то же время июльские письма сестер Гончаровых брату были письмами сквозь слезы и подчеркивали глубину материальной зависимости, в которой они находились. У края пропасти поддержкой были разве что старые добрые друзья да их бескорыстное участие.

Александрина Гончарова — брату Дмитрию.