Жизнь после смерти

Относительно того, что может вызвать внезапную потерю веса в момент смерти, никаких идей у Равуссина не было. Он посоветовал мне обратиться к книге Макса Клайбера (Max Kleiber) «Огонь жизни: введение к пониманию животных энергий» («The Fire of Life: An Introduction to Animal Energetics»). Книга эта, хотя и несколько трудная для восприятия из-за обилия формул, местами оказалась не менее увлекательной, чем труды Санкториуса. Из нее можно узнать, к примеру, что «сверхбольшая вагина у коровы брахмана (зебу. – Прим. переводчика) – орган, эффективно рассеивающий тепло». В подобном же стиле Шмидт-Нильсен (Schmidt-Nielsen) «наблюдал за тем, как ректальная температура у верблюда может изменяться в течение дня в диапазоне от 34,2 до 40,7 градуса», хотя я, откровенно говоря, несколько сомневаюсь в полученных данных. В некоторых случаях приходится полностью погружаться в проблему, как сделал в 1945 году сам Макс Клайбер. Ему понадобилось точно определить, каковы будут «незаметные потери жидкости у коров на выгоне, если, надев на животных специальные намордники, не давать им доступа к воде и пище и собирать все выделяемые мочу и навоз». Я бегло просмотрела эту книгу в поисках каких-либо упоминаний о внезапной потере веса в момент смерти. Не нашла ничего. Только одно суждение имело некоторое отношение к теме. По словам Клайбера, «если настаивать на том, чтобы все наши потребности в энергии пополнялись за счет яиц, то очень скоро мы встретим свой конец». Ну да, а что еще?

Так как же нам развеять туман, окутывающий изыскания Макдугалла? У меня есть несколько теорий на этот счет, которые я и хочу предложить на ваше рассмотрение.

Теория первая. Дункан Макдугалл был слегка полоумным и эксцентричным человеком. Поначалу я и сама склонялась к «теории эксцентричности» – ведь этот ученый был членом Массачусетского общества врачей-гомеопатов. Его дипломная работа по окончании курса обучения в медицинской школе была посвящена закону подобия, воплощающемуся в принципе «лечи подобное подобным», который в гомеопатии считается основополагающим. Не берусь судить, кем стали гомеопаты в наше время, но в дни моего детства, если взглянуть на дело в ретроспективе, они были людьми эксцентричными. Их «Библия» – «A Dictionary of Practical Materia Medica» – это трехтомный справочник по растительным, животным и минеральным средствам, а также по симптомам, требующим применения этих средств, и действию при приеме. И гомеопаты использовали все это – порой сумасшедшим образом. Основной догмат гомеопатии: средства, способные вызывать у здоровых людей симптомы определенных болезней, должны лечить болезни с этими симптомами. Гомеопаты ранней поры годами отмеряли себе, а также друзьям и пациентам соответствующие субстанции и скрупулезно каталогизировали симптомы и получаемые результаты. Не берусь судить о реальных достижениях и вкладе гомеопатии в искусство врачевания (без контрольных групп и методики плацебо, если судить по современным нормам, «Materia Medica» просто не имеет смысла), однако должна отметить хорошее языковое чутье гомеопатов. Например, alumina (окись алюминия) способна «вызывать сны о лошадях, сны со ссорами, сны с неприятностями», а также «создавать такой оттенок на коже лица, как если бы оно было покрыто белой пленкой, покрывающей яичную скорлупу». Agnus castus (прутняк) «создает для нашего носа запах селедки или мускуса», а также «способствует ослаблению эрекции» и – что всегда ясно и без слов – ведет к «великой печали». И еще есть chamomile (ромашка аптечная), о которой говорится, что она способна справляться с «симптомами, неподвластными врачу».

Однако в 1893 году, когда Дункан Макдугалл поступил в медицинскую школу, гомеопатия не считалась всего лишь дополнением к медицине. Почти половина подобных заведений страны, включая и альма-матер Макдугалла – Бостонский университет, широко обучала гомеопатии как практике врачевания. (Бостонский университет изменил этот подход только в 1920-х годах.) Все это говорю к тому, что во времена Макдугалла врачи-практики повсеместно использовали гомеопатию в лечебных целях.