Жизнь после смерти

Однако куда более потрясающим, чем этот фотоснимок, оказалась вспышка гнева миссис Дункан в ответ на настоятельную просьбу пройти просвечивание рентгеновскими лучами после сеанса, происходившего 28 мая 1931 года. Прайс хотел выяснить, нет ли у нее дополнительного «псевдожелудка», а заодно и проинспектировать содержимое желудка (или желудков). Он знал, что шансы получить отчетливое изображение того, что находится «в глубине медиума», очень невелики (рентгенография в раннюю пору своего существования могла дать не более того, на что была способна), но у миссис Хелен Дункан такой уверенности не было. Когда оборудование было готово, она внезапно соскочила с дивана, метнулась мимо доктора Брауна, оттолкнула в сторону миссис А. Пил Голдни и неуклюже ринулась на улицу, испуская пронзительные вопли. Ее муж (и давний сообщник) побежал за ней, и оба исчезли на 10 минут. Это время, как предположили Прайс и его команда, Хелен было нужно для того, чтобы извергнуть ткань и передать ее мужу. Что за зрелище, должно быть, открылось в те минуты глазам благовоспитанных прохожих: истеричная дама в клоунском одеянии, едва переводя дыхание, изрыгает полосы марли!

По возвращении в лабораторию внешне спокойная миссис Дункан согласилась – нет, сама настояла на том, чтобы подвергнуться рентгенографии. Прайс, не желавший, чтобы из него делали дурака, отвел мистера Дункана в сторонку и поинтересовался, не возражает ли он против того, чтобы его обыскали. Тот возражал, «бормоча что-то о состоянии своего нижнего белья». С этими ребятами всегда так: приходится опускаться до трусов.

Дополнительные аргументы в поддержку теории регургитации выдал исследовательский отдел Лондонского союза спиритуалистов, проведший собственное расследование некоторых сеансов миссис Дункан. 12 июня того же года Хелен попросили проглотить пилюлю, содержащую метиленовый голубой – чтобы все извергаемое из желудка было соответствующим образом окрашено. В тот вечер никакой эктоплазмы не появилось (хотя медиум в какой-то момент и пыталась выдать за нее свой язык).

Две недели спустя после этого сеанса совет Лондонского общества спиритуалистов пригласил миссис Дункан на встречу и сообщил ей о своих подозрениях. Собравшиеся были хорошо вооружены. Прайс принес с собой 11– страничный детальный разоблачительный лабораторный отчет с химическим анализом отрезка дункановской эктоплазмы – той самой, которая, стараниями «проводника» миссис Дункан Альберта, оказалась весьма полезной. (Прайс вспоминал, что этот сеанс чем-то напоминал собрание дам, занятых кройкой и шитьем из благотворительных побуждений: в ожидании появления Альберта все сидели тесным кружком с ножницами наготове.) Затем члены совета предъявили мистеру Дункану фотографию его жены, задрапированной в эктоплазму, а рядом расположили фотографию секретарши Прайса Этель – в той же позе и так же задрапированную в марлю, купленную в магазине Woolworth. Мистер Дункан был не в силах найти различия. В конце концов, 22 июня в «очень доверительной беседе» мистер Дункан согласился: да, эктоплазма могла появляться вследствие регургитации, однако настаивал на том, что то была «подсознательная регургитация».

«Мы, – писал позднее Прайс, – в ответ отметили: в подобном случае, вероятно, миссис Дункан… покупала марлю тоже подсознательно… и упаковку глотала, опять же, подсознательно». Имя доктора Прайса[36] вполне соответствовало его последующему предложению мистеру Дункану, а именно – 100 фунтов стерлингов за то, что миссис Дункан позволит отснять на кинопленку весь акт. Мужчина пообещал приложить к этому все усилия, но следующим же утром семейная пара упорхнула в Шотландию.

Эктоплазма в коробке передо мной датирована 1939 годом. Значит, Хелен Дункан сумела повторить свой трюк по крайней мере еще раз. Возможно, сам образчик – один из последних произведенных ею. К тому моменту минуло уже три года с тех пор, как Мэрджери Крэндон уговорили «уйти в отставку» и взяться за разведение кроликов. Катлина Голигер тоже давно исчезла со сцены. В течение 12 лет в New York Times не появилось ни одной статьи об эктоплазме. Насколько я могу судить, передо мной было ее последнее «прости».