Жизнь после жизни

Бедная Памми дошла до ручки от этой бутафорской войны и от такого количества ребятишек («как на хозяйстве в интернате для мальчиков»), не говоря уже о том, что Джинетт постоянно отлынивала от дел (а также занудствовала и храпела). «От дочки викария ожидаешь иного, — писала она, — хотя неизвестно почему». Весной она попробовала вернуться в Финчли, но, когда начались еженощные бомбежки, переселилась «до лучших времен» со всем своим выводком в Лисью Поляну, как ни пугала ее перспектива жить под одной крышей с Сильви. Гарольд, который теперь числился в больнице Святого Фомы, работал на переднем крае. Недели две назад в общежитие медсестер попала бомба, и пять женщин погибли.

— Каждая ночь — это ад, — рассказывал Гарольд.

Такие же сведения доходили от Ральфа, который отслеживал разрушения зданий. Ральф! Ну конечно же Ральф. Урсула совершенно о нем забыла. Он ведь тоже бывал на Аргайл-роуд. Был ли он там, когда разорвалась бомба? Урсула силилась повернуть голову, будто пыталась высмотреть его среди обломков. Никого; она была одна. Одна, зажатая среди разбитых балок и сломанных стропил; глаза, рот, ноздри забились пылью. Нет, когда завыли сирены, Ральфа уже не было.

Роман с чином из Адмиралтейства завершился. Объявление войны неожиданно пробудило в нем совесть. Пора заканчивать наши встречи, сказал ей Крайтон. Видимо, плотские утехи отступили перед воинским долгом — она почувствовала себя Клеопатрой, которая собирается погубить Антония во имя любви. По всей вероятности, в мире теперь было слишком много тревог, чтобы добавлять к ним опасную «связь с любовницей».

— Я — любовница? — Урсула даже удивилась.

Она никогда не думала, что помечена алой буквой, — это клеймо предназначалось для более легкомысленных женщин, разве нет?

Равновесие нарушилось. Крайтон заколебался. Если не заметался.

— Ну хорошо, — без эмоций выговорила она. — Как скажешь.

К этому времени она начала догадываться, что под загадочной внешностью Крайтона на самом деле не скрывалось ничего более интригующего или таинственного. Непроницаемость оказалась маской. Крайтон был всего лишь Крайтоном: Мойра, дочки, Ютландия — хотя необязательно в такой последовательности.

Разрыв произошел по его инициативе, но Крайтон мучился. Что уж говорить о ней?

— Ты бесчувственная, — сказал он.

Но ведь с ее стороны «влюбленности» не было, возразила она. В любом случае можно остаться друзьями.

— Думаю, не получится, — сказал Крайтон, уже сожалея о том, чего себя лишил.

Весь следующий день она, как водится, плакала о своей утрате. Ее «симпатия» к нему была очень далека от легковесного чувства, в котором заподозрила ее Памела. Затем она утерла глаза, вымыла голову и легла в постель с тарелкой намазанных мясной пастой гренок и бутылкой «Шато О-Брион», которую умыкнула из богатейшего винного погреба Иззи, неосмотрительно оставленного на Мелбери-роуд.

— Что найдешь, то твое, — сказала ей Иззи.

Она этим пользовалась.

Урсула все-таки жалела, что их с Крайтоном встречи прекратились. Война облегчала безрассудства. Затемнение служило идеальным прикрытием для порочных связей, а воздушные налеты — когда они в конце концов начались — давали ему повод не возвращаться в Уоргрейв к Мойре и дочкам.

На смену этому пришли совершенно открытые отношения с человеком из ее группы на курсах немецкого языка. После вводного занятия (Guten Tag. Mein Name ist Ralph. Ich bin dreizig Jahre alt)[41] они с ним уединились на Саутгемптон-роу, в кафе «Кардома», почти полностью скрытом мешками с песком. Как выяснилось, он работал в том же здании, что и она, — картографировал разрушенные бомбежками районы.

Только выйдя вместе с ним из душной аудитории четвертого этажа в Блумсбери, Урсула заметила, что Ральф прихрамывает. Получил ранение под Дюнкерком, объяснил он, прежде чем она успела спросить. Пуля попала ему в ногу, когда он, стоя в воде, ждал, чтобы его подобрал маленький катерок, что курсировал между берегом и стоявшими на рейде судами. Его втащил на борт рыбак из Фолкстона, который через считаные минуты сам получил пулю в шею.

— Ну вот, — сказал Ральф, — теперь можно больше не возвращаться к этой теме.

— Конечно, — согласилась Урсула. — Но все же какой это кошмар.

Разумеется, она видела кадры кинохроники. «Мы хорошо разыграли плохую карту», — сказал Крайтон. Урсула столкнулась с ним в Уайтхолле вскоре после эвакуации войск. Он сказал, что скучает. (Опять колеблется, подумала она.) Урсула намеренно изобразила непринужденность, сослалась на то, что должна отнести доклады в офис Кабинета военного времени, и прижала к груди щит из желтых папок. Она тоже скучала. Но не собиралась это показывать.

— Ты напрямую связана с Кабинетом военного времени? — изумился Крайтон.

— Всего лишь работаю в штате заместителя министра. В подчинении даже не у первого помощника, а у такой же «девушки», как я.

Хватит разговоров, решила она. Он смотрел на нее так, что ей снова захотелось оказаться в кольце его рук.

— Надо бежать, — бодро сказала Урсула, — война, знаешь ли.