Жизнь после жизни. Что ждет нас по ту сторону…?

Теперь мне становилось понятно, почему я в своей нынешней жизни не смогла стать для своей дочери по-настоящему любящей и ласковой матерью, какой мне хотелось бы быть. Я старалась быть любящей и заботливой — но моя попытка изливать любовь как будто натыкалась на какую-то преграду внутри меня, как будто что-то мешало свободному проявлению моих чувств, что-то внутри меня запрещало их проявлять. Теперь понятно, что это было — моя душа помнила ту боль, те обиды и унижения, которые она получила от нынешней моей дочери, а тогда моей матери в прошлой жизни. Непрощенная обида, невысказанная и даже не осознаваемая боль сделали меня нечуткой, не способной ответить на призывы дочери о понимании и сочувствии. Получалось, что я неосознанно мщу душе, которая когда-то причинила мне боль. Дочь же, почувствовав это, тоже в свою очередь замкнулась и обиделась. Скрытая враждебность — вот что стало подоплекой наших отношений. И если даже мы обе пытались играть роль любящих матери и дочери, скрытая неосознаваемая враждебность не давала этой роли быть достоверной, мы все равно в глубине души, сами того не понимая, воспринимали друг друга как врагов…

Когда мы пришли домой, Таисия поставила передо мной зажженную свечу и сказала, что у меня уже достаточно сил, чтобы понять и простить эту душу. Она сказала, что я должна мысленно вернуться в свой сон и снова представить себе эту женщину, мою мать из сна, у которой было лицо моей дочери. Я должна была мысленно поставить зажженную свечу между собой и ею. Я смотрела на этот образ из сновидения сквозь пламя свечи — и вдруг увидела перед собой очень несчастное, одинокое, униженное существо. Она испытывала только унижения и побои в детстве, она вышла замуж без любви и с трудом терпела свое безрадостное существование, и не осталось в ее душе ни капли света, любви, тепла… Я вспомнила слова Таисии о том, что надо всегда помнить, что даже у злодея есть душа и душа эта страдает от его злодейств. Я направила всю имеющуюся у меня любовь, сочувствие, понимание душе этой женщины — и почувствовала, что не могу злиться и обижаться на нее, что у меня у самой в душе вдруг что-то оттаяло, и я поняла, что могу любить ее, несмотря ни на что, несмотря на ее злость и жестокость, я могу лишь посочувствовать ей, что она носит в себе столько зла и жестокости, разрушает себя ими. Я же чувствовала себя достаточно сильной и уверенной — настолько, что ощущала, что ее зло и жестокость больше не могут причинить мне вреда и не могут повредить моей любви к ней — любви, которая ничего не просит взамен. Это было новое для меня ощущение — ощущение бескорыстной любви, которая не требует любви себе в ответ. Я вдруг поняла, что она меня не любит, она имеет право меня не любить, да мне и не нужна ее любовь, потому что у меня и без нее, во мне самой, есть все, что мне необходимо. И я могу отнестись к ней с добром, я могу простить и отпустить ее от себя без взаимных претензий и упреков… Да, это было горькое осознание — она меня не любит! Оно было тем горше, что я все время помнила, что эта несчастная душа — душа не только моей матери в прошлой жизни, но и моей дочери в нынешней жизни. И я заплакала от горечи этого осознания. А потом пришло понимание и смирение — ну что ж… У нее есть на это причины и есть на это право. И я больше не буду требовать от нее любви — той любви, которую она не в состоянии дать. И я приму горечь этой потери и переживу ее. Я освобождаю нас обеих, я снимаю взаимные узы боли с нас обеих…

Это было самое настоящее прозрение. Я очень ярко пережила эти новые для меня ощущения. Затем Таисия сказала, что я должна возвести стену пламени между собой и образом этой женщины и представить, как в пламени сгорают боль и наши взаимные обиды, как пламя пережигает невидимые узы между нами и мы становимся свободными.

Затем на месте женщины из сна я представляла себе уже свою реальную дочь. И снова все повторилось — слезы от осознания потери, потери любви между нами, принятие этой потери, ощущение прощения обид и какой-то особенной чистой любви, которая не привязывает людей друг к другу болезненными узами — но которая освобождает их, потому что не предъявляет претензий и не требует ничего. И снова стена пламени встала между нами, и я просила прощения у дочери, и ощущала сердцем ее прощение.

— Ну вот, ты извлекла все необходимые уроки. Ты развязала узлы. Теперь вы обе свободны, — сказала Таисия.

— Но разве это не значит, что мы окончательно отдалимся друг от друга, станем чужими, равнодушными друг к другу людьми? — утирая слезы, спросила я.