Жизнь примечательных людей. Книга вторая

По Второй Брестской потоком идут люди с цветами. Движение перекрыто. Очередь на прощание поворачивает за угол на Васильевскую и теряется где-то вдали. В фойе – фотография Вячеслава Васильевича в обрамлении телеграмм с соболезнованиями. Медведев, Путин, Лукашенко, Тимошенко, Ющенко, их коллеги из Казахстана, Татарстана, главы творческих объединений, члены правительств.

Президенты, главы государств – а когда-то мальчишки и девчонки, бегавшие в кино на «ЧП», «Войну и мир», «Белого Бима», «Они сражались за Родину» и припадавшие к телевизорам, когда шли «Семнадцать мгновений весны» или «ТАСС уполномочен заявить».

Церемония прощания еще не началась, но у гроба на сцене в Большом зале Дома кино уже гора из цветов.

Проститься подходят режиссеры Николай Губенко, Сергей Соловьев, актриса Римма Маркова, телеведущий Владимир Молчанов… Вспоминаю, что именно его отец написал великолепную песню про журавля в «Доживем до понедельника». Господи, сколько же в моей жизни было Тихонова…

Началось прощание, люди идут бесконечной цепью – старики, мальчишки, мужчины, женщины в дорогих шубах и послуживших куртках на синтепоне. Кто-то несет охапку бордовых роз, кто-то – две белых гвоздички. Из колонок музыка Таривердиева – а что еще может звучать в этот день? «Я прошу, хоть ненадолго, грусть моя, ты покинь меня…» На большой фотографии – Вячеслав Васильевич во времена своего расцвета, где-то из конца семидесятых. Строгий костюм, едва угадывающая улыбка и глаза невозможной глубины. Наверное, никто в нашем кино не мог так смотреть.

Просто молчать и смотреть.

Просят всех рассаживаться, пора начинать панихиду. Большой зал Дома кино – битком, люди стоят в проходах. Первым говорит министр культуры Александр Авдеев – все правильно говорит, видно, что не по должности, а по душе. И про «выдающегося русского актера», и «олицетворение эпохи нашей жизни», « своим талантом задевавшего каждого из нас». «Это был светлый человек, и у нас он ассоциируется с лучшими качествами, которые свойственны национальному характеру, от нас ушел один из последних рыцарей советского кино. Подобных ему по мастерству, по душевной чистоте не будет».

Вообще, все говорят очень к месту. Практически нет дежурных слов, казенных речей, даже Жириновский неожиданно тих и непафосен. Да и, честно говоря, напыщенные славословия смотрелись бы страшным диссонансом настроению зала.

Со сцены говорят о сыне механика с ткацкой фабрики и детсадовской воспитательницы, ставшем любимцем сотен миллионов людей.

О том, что путь его к славе, в отличие от сокурсников, вместе с ним дебютировавших в «Молодой гвардии», был непрост и долог. Многие из них после фильма проснулись звездами, а ему пришлось доказывать свой талант и глубину почти десять лет. Эльдар Рязанов, учившийся на параллельном курсе, вспоминает, что Тихонов «был самым красивым на курсе и невольно вызывал подозрение: не за красоту ли его взяли. У него было позднее актерское развитие. Но постепенно он набирал силу, и дальше посыпалась россыпь прекрасных ролей». А мне вспоминается его Николай Стрельцов из «Они сражались за Родину» – очень некрасивый, вернувшийся на передовую глухим и контуженным.

Говорят о пареньке из рабочего Павловского Посада с наколкой «СЛАВА» между большим и указательным пальцем, вдруг оказавшимся самым органичным и ненаигранным аристократом и интеллигентом нашего кино.

А я вспоминаю его анархистов и трактористов, и думаю, что если бы актерский диапазон измерялся, как у певцов, то Тихонову не хватило бы никаких октав. Кто-то напоминает о том, что талант актера определяется не монологами, а умением держать паузу, и больше уже ничего говорить не надо – есть ли в стране хоть один человек, у которого бы не першило в горле во время безмолвной сцены встречи Штирлица с женой?

Несколько раз говорят о том, что Тихонов очень точно прожил жизнь.