Жизнь продолжается. Записки врача

Помню веселый, светлый праздник, отмеченный домкомом подарками для нас. Наверное, это был Первомай. Меня нарядили в новое белое, необыкновенное платье, и я тут же пошла во двор — покрасоваться. Но вместо хлеба, поспорив с бабушкой, взяла с собой пакетик с любимой клюквой в сахаре. И вот посреди двора, когда мою обновку рассматривали подружки, из дома выбежал как сумасшедший старшеклассник Волька. «Женечка, и я хочу конфетку!» — закричал он, сжал пакетик и обрызгал мое новое платье клюквой. Все опешили, а я громко заплакала. Волька опомнился, взял меня на руки и принес к бабушке. Перед ней он долго извинялся, говорил, что Женечка не виновата, а это он, дурак. Вот тут бабушка Марфа и начала твердить в назидание домашним, что только образованные родители могут хорошо и правильно воспитывать детей.

Мы не знаем своего будущего. С того времени прошло несколько лет, и Волька, пройдя сквозь войну, в звании майора вернулся в наш двор и позвал меня замуж.

Однажды, когда мы вспоминали детство, я попросила у него прощения за то, что столько лет не говорила ему «спасибо» за спасение жизни. При этом поинтересовалась, почему в том страшном, холодном и голодном сорок втором он пытался оторвать мне голову. В ответ Волька весело рассмеялся и ответил: «Я счастлив, что оказался рядом. Ты болела тяжелой флегмонозной ангиной. Два абсцесса (нарыва) в горле пытались соединиться и привести к асфиксии (удушению). Простым скальпелем я вскрыл их без всякой анестезии. Ты удивила меня своим мужеством, а клюкву принес в знак извинения. Не мог же я забыть твое белое праздничное платье!»

ТОСЬКА

Общеобразовательные школы в Москве открылись поздней осенью 1942 года. Моя родная школа была занята под госпиталь, а оставшаяся в Москве небольшая часть учащихся перевелась в школу у Белорусского вокзала.

Первый учебный военный год для меня, ученицы седьмого класса «Б», был очень тяжелым. Папа находился на фронте, маму вместе с женщинами, не имеющими детей младше семи лет, постоянно направляли на различные работы по обороне города. Выдаваемые по карточкам продукты обеспечивали наше существование на грани голода. Однако все дети в школе на большой перемене получали свежий бублик и кусок сахара. Топливо для пятиэтажного здания школа добывала сама, для чего требовалось разрешение на трамвайную платформу, подходившую к Белорусскому вокзалу. На ней шестые и седьмые классы вместе с педагогами ехали до Южного порта. На Москве-реке со стоящей у пристани баржи ученики грузили распиленные по метру стволы деревьев на трамвайную платформу и следовали обратно до Белорусской площади, где нас ждали дети младших классов. Выгрузка дров происходила прямо на проезжую часть улицы. Затем, двигаясь вереницей, мы несли эти «метровки» на своих плечах в школу. Младшие дети тащили тяжести, как муравьи. В школьном дворе все по очереди пилили дрова, доставляли их

в котельную. Несмотря на общее изнурение, все учились вполне прилично и прилежно.

2 мая 1943 года учебный год был завершен. Школьников шестых и седьмых классов разных районов города собрали на Павелецком вокзале. Пустой пассажирский состав, поданный к перрону, был нами заполнен. Предполагалось, что на полевые работы мы отправляемся на месяц. Каждый мог взять с собой рюкзак с минимальным количеством вещей и узел с постельным бельем, одеялом и подушкой. В то время мы не подозревали, что пробудем, работая в поле, долгие шесть месяцев.

Конечным пунктом нашего путешествия был городок Серебряные Пруды в ста шестидесяти километрах от Москвы. Недалеко от него на берегу реки Осетр находился огромный совхоз «Озёры». Местные жители, трудившиеся там, жили в основном в зимних бараках. Нас же ждали специально построенные из свежих сосновых досок бараки без электричества

и отопления на краю поселка, в поле. Внутри помещения находились двухъярусные деревянные нары. Справа от меня на нарах было место руководителя отряда, незнакомой учительницы; слева — девочки из другого района, назвавшейся Тоськой.

В день приезда администрация совхоза устроила праздник, накормив нас мясным борщом и гречневой кашей с молоком. После обеда мы загорали на реке и даже купались в ней, о чем с радостью рассказали в письмах домой. Посетителей мы ждать не могли, так как Москва находилась довольно близко к фронту и была закрыта для въезда и выезда.