Увиденная картина была ужасной. Обстановка комнаты превратилась в груды мусора. В центре ее на столе стоял растрепанный детина с безумным взглядом, пытаясь молотком сбить с потолка люстру. Увидев меня, с криком: «Ааа..! Вот ты-то мне и нужна!!!» — он бросился на меня. Не помня себя, я прыгнула к двери, опередила на два шага детину, выбежала во двор, чуть не сбив с ног участкового,
ждавшего меня. Безумный, увидев милиционера, как-то обмяк, что позволило надеть на него наручники и связать ноги специальной петлей. Потом в отделении милиции, написав направление в психиатрическую больницу, я долго слушала разнос и назидания начальника, осознавая свое неправильное поведение.
Часто бывает, того, кто много и искренне работает, нагружают работой все больше и больше. Так, Городской Совет депутатов трудящихся первого созыва поручил мне общественный контроль за детскими садами и яслями. Само ожидание моего внезапного прихода заставляло персонал этих учреждений постоянно повышать рабочую дисциплину и соблюдать надлежащий порядок.
Времени не хватало. Явившись в детское учреждение, я вынуждена была действовать по-военному — энергично и быстро. Проверив сроки различных анализов персонала, я придиралась к чистоте помещения, белья, спецодежды, проверяла режим и распорядок дня. Не спрашивая ни у кого согласия, оставляла запрет (в письменной форме) на раскрашивание лица, на декоративный маникюр с длинными ногтями, на хождение на босу ногу.
Особое внимание уделяла кухне: никогда не пользовалась предлагаемой едой, но пробовала ее из всех кастрюль и сковородок. Во всех учреждениях ввела военную методику проб, когда личная ложка повара наполнялась через край из черпака.
Горсовет одобрял мои поправки. Как анекдот рассказывалось, что сестры и нянечки в туго накрахмаленных косынках и халатах во главе с заведующей и детским врачом, вооружившись разноцветными детскими сачками, бегают по помещениям, ловя злосчастных единичных мух. Со своей стороны через тот же горсовет мне удавалось помогать этим учреждениям в решении их строительных, финансовых и других серьезных проблем.
Наверное, моя бурная деятельность не всем нравилась. Может быть, не зря охранял меня внимательный шизофреник?
Родительский комитет школы, где училась моя дочь, ввел меня в свой состав. Один из родителей этого комитета был руководителем подразделения, в котором я проводила понравившуюся ему санитарно-просветительную беседу. (В то время каждый врач обязан был какое-то количество часов в месяц отдавать такой работе.) Он обратился ко мне с просьбой прочитать для учащихся лекцию о вреде курения. Я согласилась, но с условием сделать встречу медицины со школьниками неформальной. Для этого мне потребовалась секретная помощь некоторых педагогов и инициатора лекции. На самом деле лекция выглядела как театрализованное представление.
На сцене большого актового зала новой школы- десятилетки поместилась больничная кушетка и специально написанные одним из родителей, художником, крупные, несколько ироничные и слегка карикатурные плакаты человеческих органов. Например, «некурящее сердце» изображалось в виде смеющегося личика на фоне небесно-голубых летних, а «курящее сердце» плакало на фоне легких в черных кляксах. Под большим секретом я познакомилась с мальчишками-курильщиками, чтобы безошибочно узнать их среди сидящих в зале.
Выйдя на сцену в полном врачебном облачении, я пришла в отчаяние, так как своим слабым голосом не способна была перекричать наполненный шумом зал. Я испугалась: как проводить лекцию, когда голоса своего не слышу? Микрофона не было. Но тут помогла мне завуч, своим профессиональным возгласом водворив на мгновение тишину. Тогда вместо рассказа я крикнула в зал: «Ребята, кто знает марш космонавтов?!» Поднялось множество рук. Вызванный мной вихрастый мальчишка громко спел: «Закурим, друзья, перед дальней дорогой...» Я перебила его, сказав: «Садись! Не знаешь!» Следующий мальчик сказал: «Споемте, друзья...» С этих слов — почему «споемте», а не «закурим» — и началась спланированная беседа. Зал замер в тишине, когда я вызвала на сцену шесть мальчиков, которые сняли обувь, разделись до пояса и встали шеренгой перед больничной кушеткой. На глазах всего зала я стала проводить настоящее медицинское обследование ребят: выслушивала, выстукивала сердце и легкие, молоточком проверяла рефлексы, предлагала выполнить сложные физкультурные упражнения, в ходе которых зал неоднократно взрывался смехом. Оценку их я сообщала залу. Особенно бурные реакции следовали за данными измерения мышечной силы ручным динамометром. (В городе этого прибора не оказалось, пришлось ехать за ним в районное спортивное общество.) При этом, точно зная курящих и некурящих, я направляла их в две группы. По результатам такого обследования я могла их и так отличить друг от друга, но в данном случае ошибки быть не должно. Потом я сказала залу: «Вот эти дети курят, а эти нет» — и стала показывать смешные плакаты о том, что делает алкоголь.