Сама же избушка стремительно вращалась вокруг своей оси. Ваня объяснил мне, что это — крупорушки, мельнички для очищения семян овса, проса и гречихи от оболочек. А выглядевшие несколько иначе, но тоже бешено крутящиеся — маслобойни для получения масла из семян льна. Мы даже сошли с дороги, чтобы рассмотреть их поближе. Ведя меня между ними, Ваня серьезно сказал: «Если захочешь тут жить, я тебе такую избушку срублю». До революции зерно для помола со всей округи свозилось на мощную ветряную мельницу, стоящую у нашего дома.
Увидя нас, жители выходили на дорогу. Ваню знали все, так же как его отца и деда. С радостью и слезами они обнимали фронтовика, вернувшегося из пекла войны живым и невредимым. Звали в гости. Объятий и слез сельчан не избежала и я.
К девяти часам утра дорога вывела нас на высокий берег Волги. Город Юрьевец тянулся параллельно реке, между ней и высоким, как гора, правым берегом. Центральная улица называлась Советской. Районная Юрьевецкая больница, она же и поликлиника, находилась на берегу реки. Городские дома были деревянные, в основном одноэтажные, украшенные затейливыми орнаментами и окруженные садами. Центральную площадь города окружали старинные неработающие храмы.
Доктор встретил Ваню радостно, узнав в нем внука Алексея Ивановича, хорошо знакомого ему по прежним временам. Меня пригласили в просторную приемную как коллегу, друга и гостью Вани.
Пожилой, сухощавый, энергичный доктор назвал меня барышней. Через огромную старинную лупу в деревянной оправе он внимательно рассмотрел мои глаза и вытащил впившуюся в веко бесцветную колючку. Затем из шкафов с медикаментами взял какие-то порошки, смешал их, растер в ступке и сам приготовил глазные капли. От них боль в глазу тут же прекратилась.
Ваня бережно убрал пузырек в карман и стал отдавать доктору корзину с черникой. Но тот, весело смеясь, от подарка отказался и велел нам прибыть к нему домой в гости в полдень.
До приглашения оставалось целых три часа. Не нести же ягоды домой! Ваня повел меня в торговые ряды и по дороге рассказал, что в своем сиротском детстве приходил сюда много раз. В пятый класс он должен был пойти в новую школу в большом чужом селе. Все лето он собирал и носил различные ягоды в тяжелых корзинах по этой длинной дороге на здешний рынок. К осени на вырученные деньги мальчик смог купить себе новые сапоги и зимнюю одежду. Особенную радость доставляли ему приобретенные крепкие заводские лыжи, на которых он пробегал зимой десять километров от дома до школы и обратно, если позволяла погода.
В торговых рядах народу было мало. Однако нас, необычную пару — ладного парня с ружьем и тонкую девицу с длинными косами, окружили любопытные горожане. Ваня постелил газету на прилавок и высыпал на нее горку черники. За цену «сколько дашь» тут же были куплены все наши ягоды вместе с корзиной и яйца с лукошком, которые несла я.
Избавившись от груза, мы пошли гулять по городу. Ваня был гидом. «Наш город, — объяснял он, — основал как крепость владимирский князь Юрий II Всеволодович в XIII веке на месте впадения в Волгу реки Унжы. Татары здесь никогда не хозяйничали. Отсюда ушло наше ополчение в 1612 году».
«Это старинные купеческие лабазы, — кивнул он на сводчатые кирпичные строения. — Вот церковь Богоявления, рядом церковь Рождества. Колокольный звон с пятиярусной колокольни, по рассказам дедушки, был слышен даже в Заволжье. Тут где- то жил со своими родителями покоритель Сибири Ермак».
Перед необыкновенно красивым домом в полтора этажа Ваня остановился. «Сюда мы с тобой тоже приглашены, но в гости придем в другой раз. В этом доме жил мастер-строитель, образованный и талантливый человек».
Приведя меня на купальное место, он предложил искупаться. Вода в Волге была чистой, просматривалось пологое песчаное дно. (Горьковское водохранилище и дамба были построены десять лет спустя.) Я отказалась и осталась сидеть на берегу рядом с его ружьем. Несмотря на довольно высокие волны, он долго плавал. Я тревожилась и радовалась его умению плавать и нырять. Водная ширь простиралась до горизонта. Противоположный берег реки был невиден.
Перешагнув порог старого красивого деревянного дома доктора, мы попали в прошлый век. Комнаты были обставлены старинной мебелью. Обеденный стол, покрытый белоснежной скатертью и сервированный красивой посудой, ждал нас. Было очевидным — в доме проживает большая семья, но в тот момент в столовой доктор хозяйничал один.
Оказалось, что в детстве Ваня не раз бывал в этом доме со своим дедушкой и отцом. Доктор знал трагическую историю этой раскулаченной семьи и горькую судьбу оставшегося круглым сиротой Вани.
Вспоминая погибших, мужчины пили не чокаясь, а за Победу и за то, что не погибло «доброе семя предков» в лице молодого лейтенанта и будущего врача, чокались звонко. К моему отказу от рябиновой настойки хозяин отнесся положительно.