Ночь разлучила сражающихся. Наутро Халид, вставший во главе армии, сумел ввести неприятеля в заблуждение относительно количества своих войск, и на той стороне предположили, что мусульмане получили сильное подкрепление. Поэтому враг предпочел отступить — столь поспешно, что это больше походило на бегство. Мусульмане на щадили отставших. Халид разграбил брошенный лагерь и вернулся в Медину с большой добычей. С собой мусульмане везли тело Джафара, найденное на поле битвы.
Несмотря на победу, вступление войска в Медину напоминало скорее похоронную процессию, чем триумфальное шествие. Воины оплакивали смерть трех любимых своих полководцев. У Джафара остались красавица-жена и сын. Мухаммед был тронут их горем. Он взял на руки осиротевшего ребенка, и слезы полились из его глаз. Но волнение его еще больше увеличилось, когда он заметил юную дочь верного Зайда. Он бросился к ней на шею и горько заплакал.
Хоронили Джафара на третий день по возвращении войска. Тут к Мухаммеду вернулось его самообладание, и он корил толпу за рыдания. «Не оплакивайте, — сказал он, — смерть этого брата моего. Взамен двух рук, потерянных им при защите знамени веры, он получил два крыла, чтобы вознестись в рай, где он будет наслаждаться бесконечными радостями, уготованными для всех верующих, павших на поле битвы».
За храбрость, проявленную Халидом, Мухаммед дал ему почетное прозвище «Божий меч», которое и сохранилось за ним.
Глава двадцать девятая
Мухаммед силою как своего оружия, так и красноречия добился господства над многими арабскими племенами. Под его началом было теперь несколько тысяч воинов, сынов пустыни, привыкших к голоду, жажде и палящим лучам солнца, — для них война была скорее развлечением, чем трудом. Он укротил их необузданность, упорядочил их храбрость, подчинил их закону. Победы внушили им уверенность в себе и в фанатичную веру в своего вождя.
Планы Мухаммеда постепенно расширялись, и в уме его зародилась мысль о великом предприятии. Мекка, его родной город, место, где поколениями жил его род, где он сам провел счастливые годы юности, все еще находилась в руках его непримиримых врагов. Кааба, куда все сыны Измаила стекались на богомолье, все еще осквернялась обрядами идолопоклонства. Водрузить знамя правоверия на стенах родного города, очистить священное место от богохульства, восстановить поклонение единому истинному Богу и сделать Мекку центром ислама — вот что составляло теперь его главную цель.
Препятствием служил мирный договор с курайшитами. Однако после нескольких случайных стычек у мединцев появился повод обвинить своих давних противников в нарушении условий договора. Курайшиты между тем, опасаясь быстро растущего могущества мусульман, старались уладить ссоры и загладить проступки некоторых своих неосторожных представителей. Их вождь Абу Суфьян отправился в Медину на переговоры — он надеялся, что повлиять на пророка ему поможет дочь Омм-Хабиба.
Для высокомерного вождя было тяжелым испытанием явиться едва ли не просителем к человеку, которого он называл обманщиком; но гордой душе его суждено было испытать еще большее оскорбление, так как Мухаммед, замышляя войну, даже не удостоил его ответом.
Абу Суфьян попробовал поискать посредничества у Абу Бакра, Омара и Али, но и все они не пожелали иметь с ним дела. После этого он стал домогаться расположения Фатимы, дочери Мухаммеда и жены Али, льстя ее материнскому самолюбию просьбой дозволить ее сыну Хасану, шестилетнему мальчику, быть его заступником; но Фатима высокомерно ответила: «Сын мой слишком мал, чтобы покровительствовать, да и всякое покровительство бессильно против воли пророка Божия». Дочь его Омм-Хабиба, на влияние которой он рассчитывал, только прибавила ему огорчения: когда Абу Суфьян хотел сесть на циновку в ее доме, она воскликнула: «Это место пророка Божия — оно священно и не может служить сиденьем идолопоклоннику!»
Чаша унижения переполнилась, и Абу Суфьян в озлоблении проклял свою дочь. Затем он снова обратился к Али, умоляя его дать совет — что делать в создавшейся ситуации.
«Вот лучший мой совет, — сказал Али, — обещай, в качестве главы курайшитов, соблюдение мирного договора и затем возвращайся домой». — «Но будет ли мое обещание иметь какое-нибудь значение?» — «Не думаю, — отвечал Али, — но я не уверен и в противном».
Следуя этому совету, Абу Суфьян явился в мечеть и заявил от имени курайшитов, что мирный договор будет свято соблюдаться ими; затем он вернулся в Мекку, глубоко униженный неудачным результатом своего посольства. Курайшиты только смеялись над ним, говоря, что его заявление о мире не имеет никакого значения, коль скоро о мире ни слова не сказал Мухаммед.
Глава тридцатая