Жизнь пророка Мухаммеда

В течение этих месяцев им предоставлялось право безопасно ходить по земле, но затем всякая снисходительность по отношению к ним исключалась и их надлежало преследовать всюду, во всякое время и на всяком месте. Им предоставлялось на выбор одно из двух: или принять ислам, или платить дань. Священные месяцы и священные места больше не должны были служить им защитой. «Когда же месяцы, в которые вам запрещено нападать на них, пройдут, — говорит откровение, — вы будете убивать идолопоклонников, где бы они вам ни попадались, или забирать их в плен; осаждайте их открыто или устраивайте засады». Отныне правоверные не должны были поддерживать никаких отношений ни с ближайшими родственниками, ни с лучшими друзьями, если они упорно пребывают в неверии. По истечении текущего года ни одному неверному не разрешалось попирать ногами священные границы Мекки и входить в храм Аллаха. Запрещение это сохраняется и по настоящее время.

Вероятно, строгость этой суры была вызвана главным образом поведением некоторых евреев и идолопоклонников-арабов, заключивших с Мухаммедом договоры, но неоднократно обманывавших его и даже изменнически посягавших на его жизнь.

По возвращении в Мекку Абу Бакр выразил неудовольствие, что не ему было поручено обнародовать столь важное откровение. Но Мухаммед успокоил своего верного соратника, сказав, что пророчества должны возвещаться либо самим пророком, либо членами его семьи.

Глава тридцать шестая

Мухаммед посылает военачальников в дальние экспедиции и отправляет Али на подавление восстания в Счастливой Аравии. Смерть Ибрагима, единственного сына пророка. Мухаммед у постели умирающего и на его могиле. Недуги Мухаммеда усиливаются. Его прощальное путешествие на богомолье в Мекку. Проповедь в Мекке

Вначале десятого года хиджры к воротам Медины стекались и стекались послы. В числе тех, кто признал власть пророка, был Фарва, наместник Ираклия в Сирии и правитель Аммона. Впрочем, император отреагировал на это быстро, и Фарва оказался в тюрьме.

Мухаммед постепенно сознавал себя всемогущим властелином. Полководцы его посылались во все более дальние экспедиции с неизменной целью: уничтожить идолов и подчинить идолопоклоннические племена — так что распространение светской власти Мухаммеда шло рука об руку с распространением его веры. Он назначил в Счастливую Аравию двух наместников, но часть этой богатой территории выказала неповиновение, и для вразумления ее жителей туда тотчас был послан Али с отрядом из трехсот конников.

Али высказал было неуверенность в том, что сумеет должным образом исполнить поручение, при котором ему придется сталкиваться с людьми пожилыми и более опытными, чем он, но Мухаммед положил одну свою руку ему на губы, а другую на грудь и, подняв глаза к небу, воскликнул: «О Аллах! Развяжи его язык и руководи его сердцем!» Он дал Али наставление, как поступать в качестве судьи: «Когда к тебе явятся две противные партии, никогда не решай в пользу одной, не выслушав другой».

Когда Али достиг Йемена, люди его занялись разбоем и грабежами. На этом фоне Али пытался объяснять местным жителям учение ислама. Но языку его, даже недавно освященному Мухаммедом, не хватало убедительности, и тогда он обратился к самому сильному своему аргументу — мечу, которым владел столь искусно. Человек двадцать неверных было убито на месте, остальные же признали себя вполне убежденными. За этим подвигом следовали и другие, подобные ему, и Али после каждой удачи посылал гонца к Мухаммеду с известием о новом торжестве веры.

Мухаммеда же в это время поразило страшное семейное горе. Ибрагим, его сын от любимой наложницы Марии, его единственный потомок мужского пола, через которого он надеялся передать имя свое потомству, смертельно заболел и умер на глазах отца. Мухаммед не в силах сдержать отцовского горя в порыве отчаяния склонился над телом мальчика и заплакал. Но даже и в этот момент он проявил покорность воле Бога, которая составляла основу его веры. «На сердце у меня кручина, — шептал он, — и глаза мои полны слез при разлуке с тобой, о сын мой! Но печаль моя была бы еще сильнее, если бы я не знал, что скоро последую за тобой. Все мы от Бога; от Него исходим; к Нему же должны и вернуться».

Абдалрахман, видя его слезы, спросил: «Разве ты не запретил нам оплакивать умерших?» — «Нет, — отвечал пророк, — я запретил вопли и крики, я запретил уродовать лица и рвать одежды, считая это за дьявольское внушение; но слезы, проливаемые от горя, являются бальзамом, исцеляющим сердца, и посланы нам как милость».

Он проводил ребенка до могилы и тут, в порыве отчаяния, дал новое доказательство того, насколько в душе его непоколебимы были основы его религии. «Сын мой! Сын мой! — воскликнул он, когда тело ребенка было предано земле. — Скажи: Бог мой — Господь! Пророк Божий — мой отец, а вера моя — ислам!» Так говорил он, желая внушить сыну ответы на вопросы ангелов, которые, согласно мусульманской вере, они задают умершим.