Жизнь пророка Мухаммеда

Все, объявленные им части Корана, даже в том несвязном виде, в каком они дошли до нас, пройдя через различные руки, когда их первоначальная красота была, несомненно, омрачена, отличаются, однако, чистым и возвышенным характером, и от них веет не только религиозным, но и поэтическим вдохновением. Они указывают на то, что Мухаммед многое черпал из живых источников христианства, и если ему не удалось усвоить их во всей безукоризненной чистоте, то это потому только, что он заимствовал эту живую воду из надтреснутых цистерн и нечистых потоков, замутненных теми, которые должны были их охранять. Вера, проповедуемая им, была чище исповедуемой многими мнимыми христианами Аравии.

Таков наш взгляд на Мухаммеда и на его жизнь в течение первой половины его деятельности, когда он терпел преследования и всякие невзгоды в Мекке. Однако после бегства в Медину, когда вместо убежища и защиты, которых он только и искал и на которые и мог только рассчитывать, он встретил неожиданно почитание, слепое повиновение как властелину и очутился во главе могущественной, всевозрастающей и воинственной толпы последователей, в нем, как мы показали в предыдущих главах, произошла резкая перемена. С этого момента мирские страсти и мирские цели слишком часто становятся побудительными причинами его деятельности. Старое учение о долготерпении, прощении и страдании внезапно отбрасывается в сторону. Он становится мстителен к тем, кто гнал его, и проявляет жажду честолюбия. Начиная с этого времени его откровения так преднамеренны и так часто приноровлены к известным обстоятельствам, что мы невольно начинаем сомневаться в его искренности. Впрочем, необходимо помнить, что откровения не всегда записывались точно.

При этом мы не можем признать справедливость мнения, в силу которого Мухаммеду приписывают широкие замыслы и глубоко обдуманные планы завоеваний. Основатель ислама, бесспорно, был человек гениальный, обладавший сильной творческой фантазией, но нам кажется, что он в значительной степени действовал под влиянием минутных порывов и очень сильно подчинялся обстоятельствам. Его планы возникали по мере его успехов, а не наоборот: не успехи его являлись результатом его планов. Ему было сорок лет, когда он впервые возвестил свое учение. Затем он медлил год за годом, не проповедуя его никому, кроме членов своей семьи. К моменту бегства из Мекки прошло уже тринадцать лет со времени возвещения его миссии, и из богатого купца он превратился в разоренного изгнанника. Явившись в Медину, Мухаммед и не мечтал о мирской власти, а единственно желал только построить скромную мечеть, где мог бы проповедовать, и надеялся, что ему безнаказанно позволят это делать. Когда власть внезапно очутилась в его руках, он некоторое время пользовался ею для жалких набегов. Его военные планы разрастались вместе с увеличением возможностей, но их отнюдь нельзя считать искусными, а часто даже и успешными. Они не отличаются ни смелостью замысла, ни определенностью исполнения, но часто изменяются сообразно с мнениями воинственных вождей, приближенных к нему, а иногда даже и с внушениями людей ограниченных, нередко ложно направлявших его. Если бы Мухаммед действительно с самого начала лелеял мысль соединить все разрозненные и враждующие племена Аравии в одну нацию, он был бы одним из первых военных гениев; но мысль о широких завоеваниях, по-видимому, возникла у него впоследствии, как результат его успеха. Он возвестил «религию меча» и вызвал в хищных арабах страсть к грабежам; с этого момента он ринулся на путь завоеваний, который с непреодолимой стремительностью увлекал его все дальше и дальше. Фанатическое рвение, внушенное им своим последователям, значительно больше содействовало успеху, чем его военные знания; вера в его учение о предопределении вызывала победы вопреки всевозможным военным расчетам. При первых нерешительных шагах в роли пророка Мухаммед встретил поддержку в искусных советах своего ученого оракула Бараки, а в деле завоеваний имел при себе Омара, Халида и других пылких воинов, которые помогали ему направлять грозную силу, пробужденную им к деятельности.

Военные победы не породили в Мухаммеде ни гордости, ни тщеславия, как это неизбежно случилось бы, если бы он руководствовался эгоистическими целями. В период своего величайшего могущества он сохранил ту же простоту манер и внешности, как и в дни, когда ему приходилось испытывать всевозможные превратности судьбы. Он чуждался царских почестей, ему не нравилось даже, когда, входя к нему, кто-ни-будь выражал необычайные знаки уважения. Если он и жаждал всемирного господства, то господства веры; что же касается временной власти, возраставшей в его руках, то он пользовался ею без всякого тщеславия и не употребил ни малейшего усилия, чтоб сделать ее наследственной в своей семье.