«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 397–398Гумилев, большой поклонник и почитатель д’Аннунцио, решил достойно почтить его на сцене Дома поэтов. – …к неудержимому хохоту всех участников “Взятия Фиуме”. — Габриеле д’Аннунцио (Gabriele D’Annunzio, урожд. Гаэтано Рапаньетто-д’Аннунцио – Gaetano Rapagnetto d’Annunzio; 1863–1938) был не только одним из самых известных итальянских модернистов, но и политическим деятелем крайне правого толка. 12 сентября 1919 г. возглавляемая им националистическая экспедиция захватила хорватский портовый город Риеку, который итальянцы называют Фиуме (Fiume). Присвоив себе титул “commandante”, д’Аннунцио стал фактическим диктатором республики Фиуме, вплоть до декабря 1920 г., когда в связи с требованием Антанты итальянское правительство вынудило д’Аннунцио и его отряд покинуть Риеку. Гумилев восхищался д’Аннунцио и еще в 1915 г. посвятил ему оду. О. Мочаловой в июле 1921 г. Гумилев говорил, что любит “Купера и Д’Аннунцио” (137, с. 120). В хронике литературной жизни Москвы и Петрограда 1921–1922 гг. (см.: 212) описываемое О. представление не зафиксировано.

С. 398В начале лета 1921 года… – …женой Лозинского. – См. с. 528.

С. 398Недаром я писал: “Память, ты слабее год от года!” — В стихотворении “Память” (122, т. 2, с. 36).

С. 399После ареста Гумилева, при обыске на Преображенской, 5, чекисты искали более умело и тщательно и нашли, кажется, черновик. – Обвинение в составлении прокламаций, как и обвинение в хранении денег, полученных от контрреволюционной организации, фигурировали в том списке расстрелянных участников таганцевского заговора, который 1 сентября 1921 г. был опубликован в “Петроградской правде”: “Гумилев, Николай Степанович, 33 л., б. дворянин, филолог, поэт, член коллегии «Изд-во Всемирной литературы», беспартийный, б. офицер. Участник П<етроградской> Б<оевой> О<рганизации>, активно содействовал составлению прокламаций к. – револ. содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности” (352, с. 429).

Этот текст, который О., конечно, читала, предоставляет возможность для двух противоположных интерпретаций соответствующих фрагментов НБН: в нем можно увидеть как подтверждение правдивости мемуаров О., так и “фактологическую” основу для ее фантазий об участии Гумилева в заговоре.

С. 400…освещающая “нездешним светом” того, с кем происходит она… – Возможно, отсылка к стихотворению В. Соловьева 1892 г. (хотя словосочетание “нездешний свет” можно найти в стихотворениях Жуковского, Ф. Сологуба, Брюсова, Б. Поплавского и других поэтов):

Зачем слова? В безбрежности лазурной
Эфирных волн созвучные струи
Несут к тебе желаний пламень бурный
И тайный вздох немеющей любви.

И, трепеща у милого порога,

Забытых грез к тебе стремится рой.
Недалека воздушная дорога,
Один лишь миг, – и я перед тобой.

И в этот миг незримого свиданья

Нездешний свет вновь озарит тебя,
И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

(342, с. 88)

С. 400…как у Кузмина в “Картонном домике”. Судьбой не точка ставится, а клякса. – Сравните с финалом стихотворения “Эпилог” (1907), которым завершается не повесть Кузмина “Картонный домик”, а тесно связанный с нею цикл “Прерванная повесть”:

Что делать с вами, милые стихи?
Кончаетесь, едва начавшись.
Счастливы все: невесты, женихи,
Покойник мертв, скончавшись.

В романах строгих ясны все слова,

В конце – большая точка:
Известно – кто Арман, и кто вдова,
И чья Элиза дочка.
Но в легком беге повести моей
Нет стройности намека,
Над пропастью летит она вольней
Газели скока.

Слез не заметит на моем лице

Читатель-плакса,
Судьбой не точка ставится в конце,
А только клякса.

(178, с. 45)