Жизнь, прожитая не зря

Сослан приподнялся и сел прямо на куче тряпья. Теперь он перестал казаться молчаливым и замкнутым.

— Стас, надо думать. Я тоже знаю, слышал, что люди бегали от них, — его тёмные глаза вдруг живо блеснули.

— Знаешь, можно выждать, когда Султана не будет. Это реально, он всё равно дома не каждый день сидит, я давно заметил. И тогда всем разом кинуться на Гаджимурада, — предложил Станислав. — Вот уж, блин, кому у меня руки чешутся башку отрезать.

— А Султану не чешутся?

— Тоже чешутся. Только ему я голову резать не стану. Я ему жирное брюхо ножом вспорю и кишки выну. Видали, как оно у него из штанов аж вываливается? Прямо колышется всё как студень. Вот мразь отожравшаяся! — солдат зло сплюнул наземь и продолжил. — Так что давайте реально все вместе прыгнем на Гаджимурада, когда тот один здесь останется. У него хоть и торчит «ствол» за поясом, но если неожиданно втроём бросимся, да ещё рот зажмём, то он ни пальнуть, ни пикнуть не успеет. Пристукнем гада, возьмём ключ, снимем это, — и он указал пальцем на кандалы. — Сядем в их машину и дунем отсюда. Я водить умею. Тут уж так будет: пан — или пропал.

— Нет, Гаджимурада с собой надо взять, — подумав, возразил Сослан. — Если что, заложник будет.

— Точно, — солдат хлопнул его по плечу. — Блин, как я сам не догадался?! Так что будем ждать, когда он один нас караулить останется. Жаль, редко это бывает. Очень редко. У них без конца или кто-то из братьев торчит, или просто знакомые заходят. Нам-то без разницы, кто именно один будет — хоть Султан, хоть сын его. Надо прыгнуть на него разом, и всё. А потом к ним в дом зайдём — там наверняка оружия валом. Вооружимся, а заодно и еду возьмём. Тут главное — решиться. Это как на войне: перед боем только страшно, а потом уже когда стреляешь, не чувствуешь ничего.

— Так вы в натуре бежать решили? — ещё раз переспросил Николай.

В его широко раскрытых глазах сквозили и смертный страх, и затаённая надежда.

— В натуре, — передразнил Станислав. — А ты-то сам как? Решил, нет?

— Не знаю, — тихо ответил он.

— Учти, терять тебе нечего. В жизни никто не выкупит. Так что давай с нами.

— Не знаю, — повторил Николай ещё тише. — Честно, не знаю.

— Ну, думай пока.

— Блин, поймают они. Ещё хуже будет.

— Тогда заткнись и сиди здесь.

— Да, блин! Я, правда, не знаю. Я подумаю.

Отсветы ночного фонаря прорезали мрачный зиндан оранжеватыми косыми лучами. Станислав шевельнулся, меняя позу, и свет упал на его лицо. Оно, заросшее до глаз светлой клочковатой бородой, было бледно, сосредоточенно, в упрямых серых глазах читалась решимость.

Несмотря на тяжкий плен, он не был сломленным, потухшим, ко всему безразличным, какими казались те рабы из подвала в приграничном селе, где Николай с Ашотом провели день, ожидая, когда их перевезут во Внезапную. В нём несмотря ни на что жила сила, страсть к жизни, к воле. Говорил он коротко и внятно, точно гвозди молотком забивал. И невольникам с ним становилось легче и даже как-то спокойнее.

VIII

Следующие два дня рабы трудились над пристройкой. Утром третьего Султан придирчиво осмотрел уже наполовину сложенную стену. Она ему не понравилась. Он громко выругался по-русски и с размаху ударил тыльной стороной ладони Станислава по лицу.

— Ишак! Ты почему камни ложишь криво? Нормально строй!

Тот промолчал, опустив под ноги волчий взгляд. Стену пришлось перекладывать заново.

В эти дни о побеге нечего было и помышлять. В доме гостило полно родственников, а ко двору то и дело подъезжали набитые людьми иномарки. Проворно сновавшие по двору молодые чеченцы не упускали случая пнуть рабов ногой, огреть палкой по спине, обругать злобно или просто плюнуть в лицо.

Над Николаем издевались с особым удовольствием. После первого же удара он валился на землю и, закрывая голову руками, скулил тонко, визгливо. Чеченцы толпились вокруг и, поддавая ему ногами по рёбрам, громко хохотали.

— Хорошо скулишь. Как собака.

— Да он и так собака. Русская собака!

— Громко скули! Понял?

Николай боязливо приподнимал голову.

— Понял?! — рычал один и заносил ногу для удара.

Трясясь всем телом, Николай начинал завывать громче.

— А ты кобель или сука? — ухмылялся другой.

— Э, штаны снимай — позырим.

— Сейчас сукой в натуре сделаем.

— Ва-я! В натуре сделаем!

— Да нет, это ишак натуральный.

Из дома выглядывал Султан. Громко бранясь, он разгонял гогочущих парней. Ему не нравилось, что молодые родственники из пустого развлечения избивают его раба: вдруг покалечат и тот больше не сможет работать?

Станислава на один день взял «в аренду» сосед, которому нужно было перетаскать целую кучу кирпичей. Там солдат надрывался до ночи.