Жизнь, прожитая не зря

— Пускай над городом клубится,
Пускай клубится чёрный дым.

Тридцать глоток дружно подхватили:

Пусть город Грозный стал разбитым,
Хоть был когда-то молодым.

В конце каждой строфы чеченцы протяжно завывали пьяными голосами по-волчьи, протяжно и жутко. Некоторые повскакивали со своих мест, опрокинув стулья. И пели теперь стоя, покачиваясь в такт мелодии.

У боевика был хороший голос. Он сидел, не шевелясь, прищурив зеленоватые глаза, и старательно выводил каждый куплет этой известной песни, которую помнил всю наизусть:

— Здесь были красные береты,
Был СОБР, «Кобра» и ОМОН.
Вы все ж рыдали словно дети,
Когда вам горло резали ножом.

— Резали ножом! — взревели все хищно.

— Пускай бомбят нас самолёты,
И день, и ночь бьёт миномёт,
Пусть горд и смел «восьмидесятый» —
Его возьмёт гранатомёт.

О, город Грозный, мы уходим.

Но мы уходим, чтоб придти.
Мы — волки. Волкам нужно в горы.
Но мы вернёмся. Грозный, жди!

Допев последний куплет, горбоносый вдруг с диким выкриком сорвался с места. Схватил автомат, прислонённый рядом к стене, и ринулся во двор. Остальные с гиком, свистом, ором кинулись за ним.

Боевик, дико крича, мешая русские и чеченские ругательства, выпалил из подствольника в воздух. Эхо выстрела гулко прокатилось по двору. Все взревели.

Горбоносый ударил длинной очередью в над головой. И тридцать стволов вслед за ним открыли огонь почти разом. Горячие гильзы ливнем сыпались на землю, под ноги беснующихся людей. Все кричали, скалили зубы, ругались, завывали и поливали свинцом вечернее апрельское небо с первыми бледными звёздами. Грохот стоял адский.

— Аллах Акбар! Аллах Акбар! — орали чеченцы, выкатывая глаза.

— На! На! Вот так!! — ревел боевик.

Расстреляв оба рожка, скреплённые изолентой, горбоносый опустил автомат и запел снова. Неспешно, торжественно:

— Я молитвы читал в тот декабрьский день.
Всё гремело вокруг, и дрожала земля.
Чёрный дым над городом небо закрыл.
Всюду взрывы, бомбёжка, осколки летели.

Прекратив стрельбу, чеченцы подхватили припев:

— Чечня — земля моих отцов.
Ты много горя повидала.
Ты кровью харкаться устала
Из-за российских мудрецов.

Горбоносый тянул дальше:

— Два часа дал Грачев, чтоб тебя покорить.
Трёхсотлетней истории ему было мало.
Рыжих псов он прислал, чтоб чеченцев убить,
Но волка запугать не дано ведь шакалу!

— Шакалу! — взвыли все.

И вновь загремели автоматные очереди. Кто-то притащил из дома гитару и теперь неумело теребил пальцами струны, пытаясь подыграть.

— Вот полгода уже эта бойня идёт.
Ты с народом воюешь, пьяная тварь!
Забирай поскорее своих бешеных псов,
Пока наша земля здесь их всех не сожрала!

— Сожрала! — исступлённо выдохнули десятки ртов. Бухнул чей-то подствольник.

— Чингисхан приходил, чтоб Чечню обуздать.
Получил он отпор и вернулся назад.
Нас нельзя покорить, а тем более сломать.
Ты, Россия, должна это всё же понять.

Зелимхан с Харачоя в Чечне был рождён.

Четверть века он в страхе держал всю тебя.
Грабил банки, заранее предупреждал.
Ты поймать не могла одиночку-волка!

Люди пришли в неистовство. Почти все рожки уже опустели, но кто-то, дико крича, палил ещё в воздух.

— Чечня — земля моих отцов! — надрывались их глотки. Пение, рёв продолжались:

— Ты рождала сынов — погибали они.
Был же здесь шейх
Мансур — он весь мир удивил.
Сколько можно, Россия, уроки давать,
Что волка никому не дано испугать?!

Не допев до конца, чеченцы пустились в пляс. Человек двадцать, образовав круг, с воплями принялись скакать друг за другом, подкидывая высоко вверх автоматы. У кого-то ещё остались патроны, и он бил теперь одиночными. Остальные кричали, гикали, свистели, хлопали.

— Оба!! Оба!!

— Хопа!! Хопа!!