Читаем Жизнь Пушкина полностью

то шутил и мило рисовался. Поэма дорого стоила. Плетнев вспоминал: «Бóльшую часть дня, утром писал он свою поэму, а бóльшую часть ночи проводил в обществе, довольствуясь кратковременным сном в промежутке сих занятий». Он закончил последнюю, шестую песнь за полтора месяца до конца петербургской жизни — в ночь на 26 марта 1820 г., а 26-го вечером прочитал ее у Жуковского и получил портрет старшего поэта с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя…». В «Руслане» он вступил в соперничество с Жуковским, пародируя балладу «Двенадцать спящих дев» и вместе учась у ее автора. Победили пушкинская молодость и пушкинский гений. Это был бой «на чужой территории» — правда, не врага, а друга-учителя, и Пушкин выиграл поэтическое сражение. Анненков не совсем объективен, когда говорит: «Так в течение трех лет шумной петербургской своей жизни Пушкин находил приют для мысли и души своей в одной этой поэме, возвращался к самому себе и чувствовал свое призвание через посредство одного этого труда!» Биограф намеренно «забывает» об оде «Вольность», «Деревне», «К Чаадаеву», ноэлях и других стихах, но постоянным приложением поэтического труда в те годы был действительно «Руслан». Уже к концу 1818 года были готовы четыре песни (2000 строк)[39], а потом, за 15 месяцев, написаны еще 900. Ни над одним своим произведением, исключая «Онегина», Пушкин так долго не трудился.

Поэма вобрала в себя весь предшествующий, лицейский творческий и книжный опыт, да и петербургские впечатления (чтение «Истории…» Карамзина, например). Но она стала и рубежом для будущего великого наступления, своего рода «фондом» сюжетов, образов, стилей, откуда щедро черпал потом Пушкин, невиданно его обогащая и разнообразя. «Руслан» сделал Пушкина Пушкиным.

Именно в «Руслане» отыскивают исследователи истоки последующих творений. Сравнивали замок Наины с дворцом, описанным в «Бахчисарайском фонтане»; Финна («В пещере старец, ясный вид…») с Пименом из «Бориса Годунова»; в Фарлафе («смело в грязь с коня калмыцкого свалясь…») видели нечто от будущего Зарецкого; ситуация мудрый Финн — порывистый Руслан отчасти повторилась в «Цыганах» (старый цыган — Алеко); битва с печенегами несомненно была прообразом Полтавского боя (сравните: «то был Руслан как божий гром» и «он весь как божия гроза»); выражение «то был Рогдай, воитель смелый» откликнулось в «Египетских ночах» («и первый Флавий, воин смелый»), «и князь его простил» — в «Анджело» («и дук его простил»); «Народ… в страхе ждет небесной казни» — в «Медном всаднике» («Народ // зрит божий гнев и казни ждет»). В приключениях отважного Руслана, смело ринувшегося в неизвестность на поиски невесты, видели прообраз трудного пути Петра Андреевича Гринева, также стремившегося выручить свою суженую; монолог «О поле, поле…» отозвался в «Черепе». А уж об «Онегине» и говорить нечего, там и повествовательная интонация, и весь рассказ «полусмешной, полупечальный, простонародный, идеальный» есть развитие, на высшем уровне, руслановых традиций. Примеров фразеологического сходства тоже немало: «Княжна ушла. Пропал и след» — «А где, бог весть. Пропал и след»; «Не знаю, скрыт судьбы закон» — «нет нужды, прав судьбы закон» и т. д.

Пусть, как говорит Анненков, Пушкин писал поэму в своей маленькой комнатке на Фонтанке, в Коломне «после пирушек, литературных вечеров, похождений всякого рода… всегда готовый на всякую проказу по первому вызову», но в поэму вложен огромный вдохновенный труд гения. Перемаранные, зачеркнутые и вновь восстановленные строфы — дело обычное для Пушкина зрелого, характерны и для «Руслана». Там же, у Анненкова, находим и вполне справедливый вывод: «Ни одна из поэм не стоила Пушкину стольких усилий, как та, которою он начинал свое поприще и которая, по-видимому, не должна была очень затруднять автора: только необычайная отделка всех ее частей могла бы изобличить тайну ее произведений, но об этом никто не догадывался: тогда вообще думали, что Пушкину достается все даром. Дни и ночи необычайного труда положены были на эту полушутливую, полусерьезную, фантастическую сказочку, и мы знаем, что даже основная ее мысль, идея и содержание достались Пушкину после долгих и долгих исканий»…

Еще в этот период были две поездки в Михайловское, где родились гневная, блестящая «Деревня» (№ 22) — плод петербургских теоретических рассуждений, соединенных с псковским практическим наблюдением, и тихое стихотворение «Домовому» (№ 21), в котором возникает понятие о доме — обители покоя и отдыха от тревог души и века… И наконец все завершилось образцом вольнолюбивой, тираноборческой, невиданно открытой политической лирики — «К Чаадаеву»[40] (вслед за некоторыми исследователями хотелось бы отнести его к 1820 году — именно как итог).


* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов и легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы и свидетельства, проясняющие историю столкновения и поединка Пушкина с Дантесом.Р' своей книге исследователь поставил целью, по его словам, «откинув в сто­рону все непроверенные и недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·ное построение фактических событий». «Душевное состояние, в котором находился Пушкин в последние месяцы жизни, — писал П.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения к императору, к правительству, к высшему обществу и С'. д. отражались тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги