Жизнь Пушкина

Давно уже с нетерпением ожидала публика Онегина; теперь отчасти и вполне удовлетворилось желание читателей: отчасти, ибо издана только первая глава этого поэтического романа; вполне, потому что издание Онегина положительно доказывает право Пушкина уже не просто на талант, но на что-то выше.

«Но что такое Онегин?», — спросят критики, — «что за поэма, в которой есть главы, как в книге? По каким правилам она составлена? К какому роду принадлежит?».

Онегин, Мм. Гг., роман в стихах, следовательно, в романе позволяется употребить разделение на главы; правила, руководствовавшие поэта, заключаются в его творческом воображении; род, к которому принадлежит роман его, есть тот самый, к которому принадлежат поэмы Бейрона и Гёте. <…>

<…> Читатели видят, что Онегин принадлежит к тому роду стихотворений, в котором доныне у нас не было ничего сколько-нибудь сносного. Шуточные поэмы наших стихотворцев сбивались в плоскости, шутки их оскорбляли благопристойность, улыбка походила на хохот тех героев, которых они описывали, как-то: трактирщиков, карточных игроков или пьяниц; видно, Пушкину суждено быть первым и в исполнении поэм и в изобретении предмета своих поэм <…>

И с каким неподражаемым умением рассказывает наш поэт: переходы из забавного в унылое, из веселого в грустное, из сатиры в рассказ сердца — очаровывают читателя. Мысли философа, опытного знатока и людей и света, отливаются в ярких истинах: кажется, хочешь спросить, как успел подслушать поэт тайные биения сердца? где научился высказывать то, что мы чувствовали и не умели объяснить?

Картины Пушкина полны, живы, увлекательны. Не выписывая из Онегина (ибо надобно переписать половину книги), мы укажем: на изображение знаний Онегина, изображение Санктпетербургского Театра, кабинета Онегина, приезда на бал, Петербурга утром, похорон дяди. — Насмешки его остры, умны, разительны…

<…> Спешим оправдать Пушкина в укоризнах, которые делают ему некоторые критики. Кроме того, что лишают себя наслаждения, они стараются еще и другим передать мучительные свои ощущения. Они уверяли всех и каждого, что Руслан взят из Ариоста, Кавказский Пленник из Чайльд-Гарольда, Бахчисарайский фонтан из Гяура — предчувствуем, что Онегина осудят на подражание Дон-Жуану и Беппо Бейрона, и Дню Парини. Читавшим Бейрона нечего толковать, как отдалено сходство Онегина с Дон-Жуаном; но для людей, не знающих Бейрона или Парини, но которые любят повторять слышанное, скажем, что в Онегине есть стихи, которыми одолжены мы, может быть, памяти поэта; но только немногими стихами и ограничивается сходство: характер героя, его положения и картины, все принадлежит Пушкину и носит явные отпечатки подлинности, не переделки <…>

Н. А. Полевой. «Евгений Онегин»,

роман в стихах Александра Пушкина. —

Московский телеграф, 1825, ч. 2, № 5.

37

Брат Лев

и брат Плетнев!

Третьего дня получил я мою рукопись. Сегодня отсылаю все мои новые и старые стихи. Я выстирал черное белье наскоро, а новое сшил на живую нитку. Но с вашей помощию надеюсь, что барыня публика меня по щекам не прибьет, как непотребную прачку.

Ошибки правописания, знаки препинания, описки, бессмыслицы прошу самим исправить — у меня на то глаз недостанет. — В порядке пиес держитесь также вашего благоусмотрения. Только не подражайте изданию Батюшкова — исключайте, марайте с плеча. Позволяю, прошу даже. Но для сего труда возьмите себе в помощники Жуковского, не во гнев Булгарину, и Гнедича, не во гнев Грибоедову. Эпиграфа или не надо, или из A. Chénier^[154]. Виньетку бы не худо; даже можно, даже нужно — даже ради Христа, сделайте; именно: Психея, которая задумалась над цветком. (Кстати: что прелестнее строфы Жуковского: Он мнил, что вы с ним, однородные и следующей. Конца не люблю.) Что, если б волшебная кисть Ф. Толстого… —

Нет! слишком дорога!
А ужасть, как мила!..

К тому же, кроме Уткина, ничей резец не достоин его карандаша. — Впрочем, это всё наружность. Иною прелестью пленяется…

Пересчитав посылаемые вам стихотворения, нахожу 60 или около (ибо часть подземным богам непредвидима). Бируков — человек просвещенный; кроме его я ни с кем дела иметь не хочу. Он и в грозное время был милостив и жалостлив. Ныне повинуюсь его приговорам безусловно.

Что сказать вам об издании? Печатайте каждую пиесу на особенном листочке, исправно, чисто, как последнее издание Жуковского — и пожалуйста без ~~~~~~~~ и без ————— х ————— и без _======== вся эта пестрота безобразна и напоминает Азию. Заглавие крупными буквами — и à la ligne^[155]. — Но каждую штуку особенно — хоть бы из четырех стихов состоящую (разве из двух, так можно à la ligne и другую).

60 пиес! довольно ли будет для одного тома? не прислать ли вам для наполнения «Царя Никиту и 40 его дочерей»?