Жизнь Пушкина

Еще по дороге в Болдино Пушкин узнал о холере, надвигавшейся на среднерусские губернии; он мог поворотить назад, но не сделал этого, верный своему обычаю — поспешать навстречу опасности. Он и крестьян старался подбодрить. Существует такой, трудно сказать насколько правдоподобный, рассказ о встрече Пушкина с нижегородской губернаторшей Бутурлиной.

— «Что же вы делали в деревне, Александр Сергеевич? Скучали?

— Некогда было, Анна Петровна. Я даже говорил проповеди.

— Проповеди?

— Да, в церкви с амвона, по случаю холеры. Увещевал их. И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если вы будете продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!»

Быть может, это и не анекдот, судя по письму к Плетневу от 29 сентября (№ 89). Лично за себя Пушкин как-то не привык беспокоиться. Да и холера, как он однажды заметил, не страшнее же арзрумской перестрелки. Он тревожился об оставшейся в Москве невесте. И было отчего! Появление холеры в Москве произвело ошеломляющее впечатление. Вяземский писал Жуковскому 26 сентября: «Я все это время был под давлением единой, душной, нерассеиваемой мысли: холера в Москве». Прежде, чем вокруг города успели устроить надежные карантины, его покинуло более 60 тысяч человек. После этого Москва была оцеплена, «и никто из оной выпускаем, а равно и впускаем в оную не был, кроме следующих с жизненными и иными необходимыми припасами».

Между тем, эпидемия разгоралась нешуточная. Всюду вокруг Болдина на дорогах оборудовались специальные карантинные заставы; назначались инспектора участков. На такой должности оказался бы и Пушкин, не спеши он в Москву. Предводитель дворянства Лукояновского уезда, куда входило Болдино, вспоминал: «Во время холеры мне был поручен надзор за всеми заставами со стороны Пензенской и Симбирской губерний. А. С. Пушкин в то время, будучи женихом, находился в имении отца своего селе Болдине. Я отношусь (т. е. обращаюсь. — В. К.) к нему весьма учтиво, предлагая принять самую легкую должность. Он отвечает мне, что, не будучи помещиком здешней губернии, он не обязан принимать должность. Я опять пишу к нему и прилагаю министерское распоряжение, по коему никто не мог отказываться от выполнения должностей. И за тем он не согласился и просил меня выдать ему свидетельство на проезд в Москву. Я отвечал, что <…> не могу. Он отправился так, на удалую, но во Владимирской губернии был остановлен и возвратился в Болдино» (см. № 99).

Принимались меры и в деревнях. П. Е. Щеголев опубликовал любопытный приказ попечителя квартала болдинскому управляющему от 24 октября 1830 г., который, помимо всего прочего, демонстрирует и уровень санитарных знаний пушкинского времени (№ 96).

* * *

Однако все это — включая, как ни странно, даже холеру, не говоря уж о хозяйственных заботах — не мешало Пушкину работать с невиданной, как говорим мы теперь, интенсивностью. «Работу охраняют тишина и осень», — сказал кто-то из старых пушкинистов.

Не только русская, но, вероятно, и мировая литература не знали ничего подобного болдинской осени Пушкина, если измерять не по количеству, конечно, а по глубине и значимости написанного на единицу творческого времени…

В нашей огромной и бесконечно разветвляющейся пушкиниане есть оригинальный сборник произведений Пушкина. Он так и называется «Болдинская осень»^[57]. Оригинальность сборника состоит в том, что написанное Пушкиным располагается в нем не по обычному жанровому (сначала стихотворения, потом поэмы, сказки, проза, драмы, статьи и т. п.), а по строго хронологическому принципу — день за днем по ходу пера Пушкина. Давно уже мечтают пушкинисты о подобном полном собрании произведений его, но нелегкая эта задача пока только ставится, а в пределах болдинской осени она решена. Конечно, далеко не все тут ясно — некоторые сочинения не имеют даты, кое-где, как это бывало у Пушкина, дата намеренно не истинная, а ложная — чем-то поэту важная; не всегда ясно, какую редакцию того или иного произведения считать именно болдинской, кроме того, большие вещи писались дольше, а Пушкин отметил лишь срок окончания. Но в общем картина получается потрясающая.

Судите сами.

Сентябрь

7-го — «Бесы»; 8-го — «Элегия»; 9-го — «Гробовщик», письма к невесте, ее дедушке, к Плетневу; 10–13-го — «Сказка о попе и о работнике его Балде», «Сказка о медведихе», «Станционный смотритель»; 14-го — «От издателя» (к «Повестям Белкина»); 15–18-го — «Путешествие Онегина» (задуманное как 8-я глава романа); 19–20-го — «Барышня-крестьянка»; 21–25-го — восьмая глава «Евгения Онегина» (тогда считавшаяся девятой)^[58]; 26-го — «Труд», «Ответ анониму»; 27–30-го — письма Плетневу, невесте.

Октябрь