Жизнь Рембо

Рембо охлаждал свои подошвы в Хардервейке с 18 мая по 10 июня. Большинство его товарищей по оружию были профессиональными наемниками, бывшими заключенными и людьми, не привязанными к жизни. Там был также контингент итальянцев, которые уже хотели вернуться домой. Каждый вечер с пяти до девяти тридцати местные кабаки и бордели были переполнены солдатами, отягощенными внезапно появившимися деньгами, которые они могли потратить. Говорят, что Рембо коротал время с проституткой по прозвищу Rotte Pietje. Голландец, который утверждает, что спас его от сутенера, нашел Рембо «испорченным, школьником-переростком, который терял разум, когда пил джин», но ему, должно быть, было хорошо в ее обществе, поскольку он пробыл с ней до тех пор, пока корабль не отплыл[603].

После трех изнурительных недель запоя, блуда и базовой подготовки двести солдат под бой барабана промаршировали на железнодорожную станцию Хардервейка и сели в поезд на Ден-Хелдер, что на северо-западном побережье.

Теперь было слишком поздно дезертировать, но Рембо, видимо, решил посмотреть другую сторону мира. Будь то вымысел или реальность, но большинство поэтов-романтиков со временем превращались в буржуазных капиталистов. Рембо довел эту тему закоснелого идеала до нелепой крайности. Бывший коммунар присоединился к империалистической силе, единственной raison d’être (причиной, смыслом жизни) которой были деньги. Никто не вступал в Нидерландскую колониальную армию по идеологическим соображениям.

Туманная душа актера получает наслаждение от четко определенных ролей. Рембо уже воображал себя в новой роли в стихотворении в прозе Démocratie («Демократия»). Согласно Делаэ, это – аутентичное звучание разговора Рембо: сардонический энтузиазм и потрясающая способность выстреливать залпы собственных словесных потоков, где бы это ни происходило. «Демократия», очевидно, служит прообразом приключений Рембо, но ее историческое предвидение, пожалуй, более замечательно. Это могла быть Нидерландская Индия 1876 года или Вьетнам век спустя:

«Знамя украшает мерзкий пейзаж, а наше наречье заглушает бой барабанов.

Самую циничную проституцию мы будем вскармливать в центрах провинций. Мы истребим логичные бунты.

Вперед, к проперченным, вымокшим странам! – К услугам самых чудовищных эксплуатаций, индустриальных или военных.

До свиданья, не имеет значения где. Новобранцы по доброй воле, к свирепой философии мы приобщимся; для науки – невежды, для комфорта – готовы на все, для грядущего – смерть. Вот истинный путь! Вперед, шагом марш!»

10 июня Рембо и 225 других рекрутов покинули Ден-Хелдер на трехмачтовом пароходе Prins van Oranje («Принц Оранский»). Следующим вечером судно пришвартовалось в Саутгемптоне и два дня принимало на борт припасы. Новобранцам выдали табак, трубки, игры на выбор и по куску черного мыла. Какой-то дезертир был выловлен из Солента[604], и 13 июня «Принц Оранский» отплыл в Гибралтар.

22 июня он достиг Неаполитанского залива, где итальянцы были взяты под особое наблюдение. Для Рембо первая часть путешествия была предварительным просмотром предстоящих прелестей. Вдали был виден Кипр, а затем, после Суэца, сомалийское побережье с его таинственными отдаленными империями, куда еще не добрались даже миссионеры. Капитанам не рекомендовалось бросать якорь: известно было, что местные племена подгребают на лодках и вырезают матросов.

Когда исчезли последние тучи, было роздано тропическое платье: белая льняная рубашка, синие брюки в белую полоску, берет в клетку. Для офицеров настала самая беспокойная часть рейса. В период с 26 июня по 2 июля девять человек прыгнули в Красное море и поплыли к берегу. По крайней мере один утонул.

После Адена корабль вошел в океанскую рутину. День начинался в 5 утра и проходил в обычных корабельных хлопотах, играх и лежании в шезлонгах под белым тентом, натянутым над палубой. После обеда час занятий скрадывал скуку. Чай и табак не переводились, а по субботам давали небольшой стаканчик бренди. Воскресенья отмечались свежим мясом и пирогами.

Две недели спустя показалась северная оконечность Суматры, а затем и порт. В 80 километрах к югу от экватора, в Паданге, «Принц Оранский» стал на якорь. На следующий день (20 июля) он прошел мимо тлеющих вершин Кракатау, держа путь в мелкое Яванское море, и через сорок дней после отплытия из Голландии вошел в мутные желтые воды Батавии (Джакарты). Термометр показывал 35 градусов по Цельсию.

Батальон Рембо переправили во временные казармы – перестроенную чайную фабрику в 10 километрах от гавани в районе Меестер-Корнелис. После десяти дней потения в бараках контингент из 160 мужчин – около сорока из них дезертировало или убыло по состоянию здоровья – был доставлен в гавань на гужевом транспорте и погружен на грузовой пароход на Самаранг. 2 августа за прибрежной дымкой проступили очертания переполненного судами порта. Изнемогая от жары, моряки со всего мира грузили чай, кофе, сахар, специи и хинин или наблюдали за прибытием очередной партии ничего не подозревающих наемников.