Когда из исследовательской миссии вернулся Альфред Барде, то нашел нового надзирателя усердным в работе: «рослый парень с умным, энергичным выражением лица». Хотя месье Рембо говорил редко, Барде удалось узнать, что он родом из Доле (родина капитана Рембо) и недавно служил управляющим каменным карьером на Кипре. «Он сопровождает свои объяснения короткими, резкими жестами правой руки
Барде был впечатлен способностями новичка. Рембо отдавал приказы на арабском и заслужил уважение работников. Они называли его «карани», что означает «злой дух», но примерно эквивалентно слову «босс».
Рембо, вероятно, был доволен своим новым домом. Неизменная погода Адена была полной противоположностью климату Северной Франции. Он никогда не жаловал безвкусное, водянистое тушеное мясо, да и «растенья Франции всегда / чахоточны, смешны, сварливы, / И брюхо таксы без труда / Переплывает их заливы»[667]. По словам Делаэ, Рембо предпочитал блестящую, жесткую мякоть обгорелого стейка, яркого вишневого цвета[668]. В Адене на улицах торговали пряными блюдами и обжаренным кофе. На базарах было полно арбузов, бананов, лимонов и незнакомых фруктов из Абиссинии. Он должен был, по крайней мере, найти хотя бы чувственное утешение. Он писал домой 25 августа 1880 года:
«Аден – это ужасная скала без единой травинки или капли пресной воды. […] Постоянная температура в очень прохладной и проветриваемой конторе ночью и днем 35 °C. Все очень дорого и т. д. Но тут ничего не поделаешь: я здесь как пленник».
На протяжении месяцев и лет Рембо будет развивать эту тему, добавляя новые подробности, совершенствуя свою ярость, до тех пор пока мелодия не вернется как отрывок фортиссимо из какого-то адского болеро: «Вы не представляете, каково это – быть здесь. Тут нет ни одного дерева, даже засохшего, ни одной былинки, ни горсти почвы, ни глотка свежей воды. Аден – жерло потухшего вулкана, занесенного морским песком. Нет абсолютно ничего, что можно было бы посмотреть или потрогать, ничего, кроме лавы и песка, через которые не способен прорасти хоть крохотный клочок растительности. В окрестностях находится совершенно безводная песчаная пустыня. Здесь, однако, стены кратера не дают доступа воздуха, и мы жаримся на дне этой ямы, как в известковой печи»[669].
Этот апокалиптический прогноз погоды не следует принимать за уныние. Это был голос больного, чье беспокойство наконец подавлено полной неизбежностью смерти. Для Рембо ни один сугроб не был достаточно глубоким, ни одна пустыня не была достаточно удушающей. Сомалийские воины добавляют золу в кофе, который они жуют во время длинных переходов, чтобы придать ему «остроты». Черная лава Адена была идеальным фоном для язвительного чувства юмора Рембо. «Аден, как все признают, – поведал он своей матери и сестре 22 сентября, – это самое скучное место в мире, после места, где вы живете, вот так-то».
Его настоящее недовольство состояло в его подчиненном положении – что не тревожило его прежде. Но сейчас такая пустая трата таланта начинала выглядеть как подтверждение того, что он неудачник. В сентябре он уже планирует побег: «Поскольку я единственный работник в Адене с каким-то интеллектом, то, если в конце второго месяца здесь, 16 октября, они не дадут мне двести франков в месяц плюс расходы, я ухожу. Я скорее уйду, чем дам себя эксплуатировать. […] Я, наверное, отправлюсь в Занзибар, где есть работа».
Но вместо того, чтобы плыть вдоль африканского побережья, он остается в Адене. Прислушиваясь к спорам Барде с полковником Дюбаром, Рембо увидел возможность идеальной жизни: странствовать по миру и получать за это плату. В августе, раздосадованный бесконечными, непонятными россказнями, Барде решается выяснить, откуда берется кофе. До этого происхождение кофе было полной загадкой: Мокко было просто названием порта на Красном море, откуда он впервые попал в Европу в XVII веке. Арабские торговцы рассказывали ему о
Вскоре после того, как по Адену стали распространяться слухи о его смерти, Барде вернулся с захватывающей новостью: он заново открыл «Запретный Город» Харар в 322 километрах в глубь страны. В 1875 году египтяне взяли город и убили его правителя, единственным европейцем, посетившим Харар, был Ричард Бертон, возглавивший отважную экспедицию в 1855 году[670].