Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога

При прохождении службы огромную роль играла протекция. Отправляясь на службу, молодые люди по возможности запасались рекомендательными письмами от влиятельных родственников или знакомых. С. П. Жихарев после окончания университета был с визитом у приятеля отца, сенатора И. И. Дмитриева, который рекомендовал его Н. Н. Бантыш-Каменскому, директору Московского архива иностранной коллегии, и тот снабдил молодого человека письмом к обер-секретарю коллегии. В Петербурге, уже определившись на службу, Жихарев познакомился с Г. Р. Державиным и понравился маститому поэту и сенатору, который, со своей стороны, дал ему рекомендательные письма к сенатору князю П. В. Лопухину и к государственному канцлеру графу Н. П. Румянцеву – так, на всякий случай: связи могут и понадобиться. Правда, иной раз такие письма могли выглядеть весьма странно; Жихарев в «Дневнике» приводит рекомендательное письмо знаменитого И. П. Архарова (тот также обещал ему письма к нескольким своим петербургским знакомым): «Любезный друг, Петр Степанович! доброго соседа моего И. А. А. сын Николай отправляется для определения в статскую службу. Он большой простофиля и худо учился, а потому и нужно ему покровительство. Удиви милость свою, любезный друг, на моем дураке, запиши его в свою канцелярию и, при случае, не оставь наградить чинком или двумя, если захочешь, – мы за это не рассердимся. Жалованья ему полагать не должно, потому что он его не стоит, да и отец его богат, а будет еще богаче, потому что живет свиньей».

Вследствие этой рекомендации, – пишет Жихарев, – юноша был определен и в течение трех лет получил три чина» (66, I, с. 243).

Происхождение и наличие протекции в значительной мере влияли на положение и судьбу чиновника. Современники хорошо понимали это. Ф. В. Булгарин, которого мы привыкли только клеймить и за то, и за се, был журналистом, и хорошим журналистом, отличавшимся, между прочим, резкостью суждений, за что не раз получал замечания из того III Отделения, с которым якобы был связан. Он оставил нам немало тонких описаний разных сторон современной ему жизни, в том числе и жизни чиновников. «Молодой человек, который по рождению, по связям его родни, по сильному покровительству или богатству помещается в свете на солнечной стороне, вступая на первую ступень службы, вперед рассчитывает время, в которое должен пройти все четырнадцать ступеней. Полагая даже, что этот молодой человек имеет отличные способности, что он усердно служит и исполняет превосходно свое дело, он все-таки не чиновник <…>

…Вам скажут: это некто N. N., служащий в таком-то министерстве.

Так кто же настоящий чиновник? Это человек, живущий от колыбели до могилы не на солнечной стороне света, а в тени, на севере, в особой чиновничьей атмосфере, в особенном чиновничьем климате <…>

Генеалогия его не простирается далее отца, а много деда – сельского священника, приходского учителя или такого же чиновника. Семинария, приходское училище или канцелярия, в которой служил отец, суть обыкновенные места воспитания чиновника. Есть между чиновниками и дети мелкопоместного дворянства, между которыми человек, владеющий тридцатью ревизскими душам и имеющий чин титулярного советника, почитается уже аристократом! Эти дворянские сынки воспитываются по большей части дома, как говорится, на медные деньги!

Служба чиновника начинается всегда с того необходимого звания, без которого не может существовать никакая служба, – с писца. Движение черепахи и рака есть быстрота вихря в сравнении с движением бедного чиновника на поприще службы! Сколько сотен стоп бумаги должен он исписать, пока из подканцеляриста и канцеляриста достигнет наконец до чина четырнадцатого класса… Знаете ли вы, что такое штатное место?.. Знаю! Знаете по имени, но постигает его вполне только тот, кто, прослужив лет двенадцать в канцелярии, добился наконец до штатного места» («Заметки», с. 240–242)