И ювелир, тут же при них трясущимися руками вставил в оклад этот камешек, прекрасно понимая цену дорогому кольцу и суть происходящего. Жизнь его научила всему, он и раньше проделывал такие фокусы своим уезжающим на историческую Родину родственникам. Он смолчал и быстро все проделал, потому что, во–первых, хорошо понимал жизнь, а, во — вторых, что ему хорошо заплатили. А дома семья и дети — паразиты…
Потом она тупо и плохо уже понимая что, отстояла в длинной очереди за льготным билетом, и по привычке заранее вышла к поезду.
Когда она, превозмогая желание лечь, все–таки похромала, по бесчисленным лестницам и переходам до своего поезда, то у плацкартного вагона с нужным номером встретила расфуфыренного и довольно высокого дядьку–проводника в форме, с пышными седыми бакенбардами.
— Ваш билетик, Мадам? — Спросил он, явно любуясь собой и тем впечатлением, которое он произвел на эту загадочную пассажирку без багажа. И ей эта его манерность очень понравилась, и она успокоилась.
Потом она прошла мимо толстопопой проводницы, которая возилась со стопками сырх и плохо выстиранных простыней и, сунув ей свой билет, полезла на вторую полку, так называемого, льготного плацкартного места. Которое почти всегда было выбрано сбоку, у самой двери нерабочего тамбура.
Проводница выглянула из своего купе и уже хотела, как всегда, отругать недотепу, но что — то в облике той, и самое главное, в безукоризненно пошитой одежде, ее остановило.
Потом, когда поезд тронулся, и она проходила по вагону, то специально остановилась и как бы нехотя, проверяя билеты, присела на свободное нижнее место, над которым спала пассажирка. И пока она выполняла свои функции, ненароком и осторожно отогнула борт у плаща этой загадочной пассажирки и, не веря своим глазам, прочитала на лэйбле: Париж, Версаче.
Потом наклонилась, специально теряя ручку, чтобы рассмотреть ее обувь, и от изумления уставилась на туфли прекрасной кожи и отделки, что были неаккуратно сброшены и валялись на боку, обнажая на стельке торговую марку. Боже, да это же Сержио Росси!
Выпрямилась и несколько секунд сидела не мигая, соображая, кого же она везла в своем вагоне на этот раз.
Жена олигарха! Нет, точно! Ну, кто же еще так может безалаберно разбросать по вагону вещи. У миллионеров всегда так, подумала. У них бабок много! Что им туфли и платья от Версаче, им все можно!
А как она тут оказалась? Да еще на льготном месте? Постой, постой, а чего это она самой первой залезла в вагон и так тихо, но нагло: вот билет и постель мне! Так она, кажется, сказала. Да так! Вспомнила, что ей сразу же захотелось на нее крикнуть, осадить и она почему–то не сделала этого. А почему?
Ах, да! Туфли ей ее сразу же запомнились и прекрасный белый плащ! Нет, такие инвалиды не носят! Не может быть, чтобы она была одной из них. Те нищие, а эта? Интересно, а бабки она тоже с собой?
И уже поднимаясь, загораживая своим телом ее вещи, вытянула сумочку и тут же, прикрыв ее своим букварем с билетами, пошла от нее.
Потом, сразу же, быстро к себе в купе проводников! Заскочила и, перекинув задвижку на двери, трясущимися пальцами открыла ее….
Какие–то лекарства заграничные, платочек с запахом, ой, не будем спорить, и бабки! Скомканные и затолканные наспех. Много! Тысячи!
Точно! Жена олигарха! Бабок–то сколько? Тысячи!
Потом подняла лицо и удерживая в руках раскрытую сумочку заматерилась.
— Везет же б……ам! Тут вкалываешь, вкалываешь, а этим…. Нет, она точно его баба! И, видимо, сбежала. Да, точно ведь! Как же это я сразу не догадалась? Потому что у всех багаж, а эта с сумочкой какой–то дамской…
У нее зачесались руки, но…
А если ее ищут и ее муж разыщет? А если они узнают, что я ее сумочку стырила?
— Бр–р–р! Только не это! У нее еще дочки, девочки, и она их должна в люди вывести.
Нет, боже упаси! Голову открутят и выбросят на ходу. Нет! Лучше я эту сумочку у себя придержу, а как она проснется, то я ей:
— А вот и пропажа ваша нашлась в целости и сохранности!
И обязательно надо будет так сказать при всех, чтобы потом эти суки подумали, что вот она какая, их проводница! А то, как что, так проводник! Вот так я и сделаю! Вот я голова, какая умная! Недаром моя доченька в институт поступила столичный, вся в мать!
И очень собой довольная, сунула ее сумочку к своим вещами. Потом причесалась перед зеркалом, уважительно себя разглядывая, и вышла.
Потом закрутилась. Сначала ругалась с мамашей какой–то, по поводу, что дует от окна. Потом ее бригадир вызвал, и она на своего напарника переложила все полномочия. Потом.… Потом, сидя в бригадирском купе с рюмочкой чая по случаю.… Ах, был бы повод! И проболталась Нинке, своей подружке по ремеслу! Не удержалась, хотя клятву себе дала молчать! Не смогла в себе скрыть такой случай и не рассказать!
Потом они под предлогом, ну вы поняли чего, к ней в вагон и, расталкивая чьи–то ноги, подошли к той загадочной пассажирке.
— Она?
— Да, кажется она?
— А почему, кажется? Ты же ее билет в букваре оставила, надо было его с собой….