Вот как проходило турне «Blond Ambition», с моей точки зрения.
Мадонна позвонила мне и сказала:
—Я собираюсь в турне и, разумеется, хочу, чтобы ты был моим костюмером. Но, думаю, ты должен заняться еще и оформлением сцены и вообще художественным руководством всего шоу.
Я не знал, что сказать.
— Ты оформил мою нью-йоркскую квартиру и дом на Ориол-Вей, так что и с моим шоу ты справишься.
Мне было приятно это слышать, но то, что я должен остаться ее костюмером, меня несколько разочаровало. Впрочем, по крайней мере, теперь я мог сказать друзьям, что являюсь арт-директором шоу Мадонны. Да и оплата моя составляла уже сто тысяч долларов — гораздо больше, чем я получил за два предыдущих турне.
На этот раз я должен был следить за костюмами, расписанием концертов, видом сцены и, конечно же, оставаться костюмером Мадонны. К этому времени все окружение Мадонны знало, что мое влияние заметно возросло. Когда им нужно было сказать Мадонне что-то такое, что они опасались сказать ей в лицо, они просили меня быть их посредником. В конце концов мне пришлось бесконечно передавать ей чьи-то слова.
До начала турне мы встретились с Готье и обсудили концепцию костюмов, в том числе и знаменитое бюстье. Готье прислал нам множество эскизов, и мы с Мадонной приняли окончательное решение. Затем бюстье и все остальные костюмы для шоу нужно было изготовить в трех экземплярах. Все швы были двойными. Костюмы, и особенно бюстье, шили эластичными нитями и всячески укрепляли. Укреплены были все бретельки. Все застежки заменили крючками или молниями, чтобы на сцене не возникло никаких неожиданностей.
Я полагал, что этот вариант песни «Like a Virgin» будет сниматься в обстановке гарема. Но костюм оказался слишком тяжелым, так как его пришлось расшивать золотыми нитями. Кроме того, все шесть вариантов этого костюма со временем заржавели до неузнаваемости.
Мадонна пела «Like a Virgin» на постели, застланной красным бархатом. По обе стороны от нее танцевали два танцовщика. В конце песни она очень убедительно имитировала мастурбацию. Мое отношение к этой сцене менялось от концерта к концерту. Я то хохотал как безумный, то с отвращением отворачивался. Я видел исполнение этой песни не менее пятидесяти раз, и каждый раз мне было трудно смотреть. Может быть, я и был арт-директором шоу, но все же Мадонна оставалась еще и моей сестрой.
Вместе с Мадонной я присутствовал на просмотрах танцовщиков. Хотя я давно научился держать язык за зубами, Мадонна все же интересовалась моим мнением о сцене и о конкретных танцовщиках. В этом турне ее «любимчиком» был Оливер Крамс. В фильме «В постели с Мадонной» она обращается с ним, как с ребенком. Каждый вечер после шоу они проводили вместе много времени, но мне неизвестно, вышли ли их отношения за пределы служебных.
За несколько дней до премьеры в Токио прилетел режиссер Алек Кешишян. Сначала ему пришлось нелегко. Мадонна позволяла ему снимать только то, что считала нужным, и с опаской относилась к посторонним. В конце концов он обратился ко мне за советом, как общаться со звездой.
Вкратце я сказал ему следующее: «Тебе не удастся просто приходить и делать свое дело. Входить нужно осторожно. Сначала ты должен понять настроение Мадонны. Смотри на ее лицо. Здоровайся и думай, каким тоном она тебе ответила.
Если она скажет: «Привет, как дела?», это лучше, чем если она ограничится одним только «привет». Если она не смотрит на тебя и даже не здоровается, значит, тебе не повезло. Никогда ни на чем не настаивай. Постарайся сделать так, чтобы она считала, что все твои идеи исходят от нее самой».
Алек серьезно отнесся к моим советам. Мадонна почувствовала себя с ним спокойно и дала ему почти полную свободу. Теперь он мог снимать все. Даже больше, чем было нужно.
В турне Мадонна всегда пыталась относиться к танцовщикам так, словно они были ее родными. Она даже называла себя их «матерью», впрочем, иметь такую «мать» было очень нелегко. Мадонна приближала танцовщиков к себе настолько, чтобы они становились абсолютно преданными ей людьми. Это было для нее полезно. Однако ни об искренней любви, ни о заботе речи не было. Иногда она напоминала мне Джоан, которая умела справляться с нашей не поддающейся контролю семьей.
Когда мы выступали в Детройте и Алек снимал за кулисами, я исполнял свои обязанности, но не снимал с Мадонны одежду и не промокал пот с ее тела. Алек просил меня вести себя, как обычно, но я категорически отказался одевать или раздевать ее перед камерой. Я был арт-директором и не хотел, чтобы родные и друзья считали меня костюмером родной сестры.
Самым сложным и неприятным моментом во время съемок фильма для Мадонны стала встреча за кулисами с Мойрой Мак-фарлин. Мойру пригласили специально, чтобы Алек мог снять их встречу с Мадонной. Если бы он не предложил, эта встреча никогда бы не состоялась, поскольку Мадонна всегда избегала подобного общения, особенно во время концерта.