Церемония проходила в храме Дендары. Зал был украшен великолепными белыми цветами. Мадонна прочла стихотворение, посвященное памяти Джанни. Элтон Джон и Уитни Хьюстон спели. На церемонии присутствовали многие супермодели — Стефани Сеймур, Кристи Тарлингтон, Хелена Кристенсен, Синди Кроуфорд, Наоми Кэмпбелл и Амбер Валлетта. Пришли также Донна Каран, Кэлвин Клайн, Том Форд, Ральф Лоран и Марк Джейкобе.
Речь произнесла сестра Джанни, Донателла. Это было ее первое публичное выступление после убийства. Она рассказала о том, какое сильное влияние Джанни оказал на нее и ее брата Санто. «К тому времени, когда Джанни позвал Санто и меня в свой мир, мы уже были его частью. Он позволял мне такое, от чего бледнела наша мать... Я улыбаюсь, вспоминая те приключения, какие выпадали на долю его младшей сестренки... Каждый раз Джанни просил меня сделать что-нибудь, что казалось просто невозможным. Я говорила, что не могу сделать этого, а он убеждал меня, что это мне по силам. Я пробовала, и у меня получалось. Он всегда был самым замечательным и необыкновенным человеком из всех, кого я знала. И он всегда был моим самым лучшим другом».
Слушая Донателлу, я не раз смахивал слезу. Почти то же самое я мог бы сказать о Мадонне — если бы не последние слова Донателлы: «Несмотря на то, что он был гением, рядом с ним никто и никогда не чувствовал себя малозначительным человеком. Он умел зажигать своим светом окружающих». Речь была очень трогательной. Я испытывал глубокое сочувствие к Донателле.
После церемонии она пригласила нас в свой особняк на Пятой авеню. Как и дом в Майами, пятиэтажный особняк Версаче на Манхэттене был выдержан в неоклассическом стиле — обилие позолоты и мрамора, черные мраморные полы, картины Пикассо на стенах. Дом выглядел очень формально. В нем трудно было расслабиться.
Мы с Мадонной присоединились к группе гостей в небольшом саду. Все расселись в кружок на прозрачные пластиковые кресла. Мадонна сидела справа от меня, а слева оказалась женщина, более всего напоминающая бомжиху. Мадонна шепнула мне, что эта бомжиха Лиза Мария Пресли. Я не поверил, но, присмотревшись, понял, что рядом со мной действительно сидит дочь Элвиса.
Потом появился Паваротти. Хотя его все узнали, он всё равно представился.
— Здравствуйте, я Паваротти, — объявлял он каждому из нас. — Здравствуйте, я Паваротти.
Пришла и Кортни Лав. Мадонна старалась держаться от нее подальше, потому что всегда считала Кортни сумасшедшей. Мы с Кортни немного поболтали, и она сказала:
— Наши с Мадонной отношения напоминают отношения между Джоан Кроуфорд и Бетт Дэвис. Я только не могу понять, кто из нас кто.
Я улыбнулся и пожал плечами.
Примерно в половине одиннадцатого Мадонна уехала. Она всегда ложилась спать ровно в одиннадцать. Я остался.
К этому времени Донателла переоделась из черного костюма в белые джинсы и белую рубашку. На ее лице не было слез, но все же она скорбела. Она присела рядом со мной, а потом извинилась и вышла.
Я поднялся наверх в ванную комнату.
Проходя мимо одной из гостевых спален, я увидел Кортни в бежевом шелковом мини-платье на тонких бретельках. На голове у нее, как всегда, творилось что-то невообразимое. Она печально сидела на кровати.
Кортни была совершенно одна. Я присел рядом с ней, и мы разговорились. Потом она достала пакетик кокаина — примерно на пол-унции.
— У меня есть кокаин, — сказала Кортни. — Но я никогда его не пробовала. Хочешь присоединиться?
Я с трудом сдержал смех.
— Ты никогда не пробовала кокаин?
Нет, никогда. Хочешь, я тебя научу?
Кортни кивнула. И я показал ей, как делать дорожки. Я был уверен в том, что она прекрасно все знает, но решил ей подыграть.
И мы расслабились вместе.
Потом появилась Донателла. Она направлялась в холл, обставленный черными кожаными диванами, где на полу лежал белый ковер из норки. Мы присоединились к ней. Я нарушил свое правило никогда не делать дорожек. Мы стали вдыхать кокаин вместе. Мне было совершенно ясно, что наркотики помогают Донателле справиться со своим горем от потери брата.
Каждый раз, когда Кортни делала дорожку, она объявляла:
— Вот, я делаю это во второй раз. А теперь в третий. А теперь в четвертый...
В конце концов, мне это надоело.
— Кортни, — сказал я, — перестань считать.
Донателла твердила:
— Крииистофер, Крииистофер, поставь мне «Свечу на ветру».
Я поставил этот диск. Когда музыка отзвучала, Донателла попросила поставить диск сначала.
— Крииистофер, Крииистофер, поставь его еще раз, еще раз для меня, Крииистофер...
Я поставил. А потом еще раз. И еще. Все это время Кортни продолжала считать:
— Это мой пятидесятый раз... А это — пятьдесят пер вый...
Кто-то позвонил в дверь. Это был Эд Нортон, с которым Кортни в то время встречалась.
— Кристофер, — сказала она, — скажи ему, что я сплю.
Я отказался. Потом я понял, что пора покинуть эту сюрреалистическую вечеринку и вернуться в реальность. Я ушел.