Читаем Жизнь с отцом полностью

- Так вот, не хотели тебя графиня рожать, да и все. (Нянюшка из почтения называла мою мать "они".) В это время, помню, у графини с графом большие нелады были. Графиня все плакали, а граф такой серьезный, бывало, пройдет, брови сдвинуты, даже страшно. Все одни в кабинете сидели или уйдут куда-нибудь, долго их нет. А графиня все плачет. Потом узнала графиня, что беременна. "Левочка, - кричит, - не хочу, не хочу рожать, ты бросить нас хочешь, уйти!" А граф все что-то уговаривают. Конечно, я с маленькими тут же, все слышу. Это господа всегда думают, что мы ничего не понимаем, а мы во всем, как есть, бывало, разбираемся: кто с кем поссорился, да кто в кого влюбился... Потом поехали Софья Андреевна в Тулу к акушерке выкидыш делать. А акушерка говорит: "Нет, графиня, кому другому с удовольствием сделала бы, но вам, хоть озолотите, не стану. Случится что - беда!" Поездили, поездили графиня в Тулу, так ничего и не вышло. А уж чего-чего ни делали: и ноги в кипяток опускали, и ванну принимали, да такую горячую, что терпеть невозможно. А то, бывало, влезут на комод и давай оттуда прыгать, даже страшно станет! "Что вы, говорю, Софья Андреевна, делаете, разве можно, ведь вы можете так свою жизнь загубить". "Не хочу, - говорит, - няня, рожать, граф меня больше не любит, бросить нас, уйти хочет!" А сама все прыгают. Ну, не помогло ничего - родили:

Тоска сжимает сердце, в носу щекочет, но няня этого не замечает и продолжает свой рассказ:

- Вот тебе родиться, и граф ушел. Нет его! Графиня плачет. К ночи пришел, и ты родилась. Помирились. Родилась ты здоровая, большая, волосы черные, глаза - не разберешь какие, а большие. В доме все радуются, что девочка: давно не было девочек, все мальчики.

Самовар то затихает, то опять начинает шуметь. Няня встает и прикрывает его крышкой. На душе у меня немножко проясняется. Я довольна, что все обрадовались моему появлению на свет, и с нетерпением жду продолжения рассказа.

- Ну, няня, что же дальше?

- Да ничего.

- Как ничего? Говори же: что дальше?

Няня снова садится и начинает перетирать посуду.

- Дальше! Не захотели тебя кормить графиня, вот что. Уж очень ей все постыло было. С графом все нелады шли. Чудил он в ту пору. То работать уйдет в поле с мужиками с утра до ночи, то сапоги тачает, а то и вовсе все отдать хочет. Графине это, конечно, не нравилось. Жили, жили, наживали, опять же дети маленькие... Ну, графиня назло графу, знала, что он этого не любит, и взяли тебе кормилицу. Здоровая была баба, толстая.

В нянином тоне чувствуется явное недоброжелательство. Мне делается бесконечно грустно. Я стараюсь незаметно смахнуть слезы.

- Вот тебе и раз! - вскрикивает сердито няня. - Что же это такое? Знала б я, что ты такая нюня, нипочем не стала бы рассказывать!

Наша семья

Летом мы жили в Ясной Поляне. В начале сентября переезжали в Москву, где малыши должны были учиться. Братья ходили в лицей и гимназию, у меня была англичанка, и я училась дома.

Отец и старшие сестры до поздней осени оставались в Ясной Поляне, а иногда уезжали туда ранней весной, хотя мать очень не любила с ними расставаться. Она уверяла, что без ее забот, без повара, без хорошей пищи отец непременно заболеет, что сестры не сумеют заботиться о нем так, как она, что живут они в грязи, без прислуги и вообще наделают массу глупостей.

С тех пор как себя помню отец постоянно страдал от болей в желудке. То у него делались запоры, то расстройство, особенно его мучила изжога. Чего только не прописывали ему врачи: и соду, и толченый уголь, и магнезию, и различные минеральные воды - ничто не помогало. Иногда у отца болела печень, но сильных припадков я не помню. Мать рассказывала, что раньше он страдал ужасно. Бывало, она просыпалась от его ужасных криков. Один раз, прибежав в залу, она увидела, что отец катается по полу в страшнейших мучениях. Мам? всегда заботилась, чтобы пища для отца была легкая, и вопрос питания возвела чуть ли не в культ.

Ежедневно вечером приходил к ней повар Семен Николаевич, и они долго обсуждали меню. К обеду полагалось четыре блюда: суп мясной для всех, для Л.Н. и для сестер - вегетарианский. Если на третье зелень, на второе что-нибудь более питательное - рисовые котлеты или макароны с сыром. Сладкое также в зависимости от состояния желудка Л.Н. и маленьких: кисель с миндальным молоком, компот, трубочки со сливками или блинчики с вареньем.

Если Л.Н. чувствовал себя почему-либо слабым, мам? и Семен Николаевич, как заговорщики, решали тайком подлить в грибной суп немного бульона. Когда мам? была занята, Семен Николаевич клал ей на письменный стол меню, написанное в сшитой им самим длинной тетрадке. Здесь кроме ежедневных записей обедов и завтраков встречались целые рассуждения: "У Ванечки болит животик, сделай ему куриные котлеты и бульон", "Свари жиденькой смоленской кашки на грибном бульоне к завтраку Льву Николаевичу, он что-то жаловался на боль в желудке", "К обеду гости. Купи в Охотном ряду рябчиков, брусники да поищи хорошей цветной или брюссельской капусты".

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука